«Жива поэзия в России»
Журналист, поэт, составитель уникальных поэтических антологий, имеющих мировую известность,
Виктор Кудрявцев сегодня – гость «СН».
– Виктор Васильевич, как давно пишите стихи? С чего начался Ваш путь к Парнасу?
– Родился в деревушке Капустино, где до третьего класса готовил уроки при свете керосиновой лампы. Позже семья переехала в Рудню, где и заканчивал школу. Работал на заводе, два года служил в армии, потом культпросветучилище в Смоленске и работа в сельском ДК, а потом меня пригласили в газету «Руднянский голос», где работаю вот уже 33 года. К поэзии появился интерес довольно рано, что не типично для сельского мальчишки. В моём детстве не было литературных кружков, тем более – студий, но где-то со второго класса я стал вести дневники, там уже писал какие‑то рассказики, стишки. В третьем классе уже написал повесть, драму в стихах и три поэмы. Сегодня читать их мне смешно, но для девяти лет неплохо. Повесть осталась незаконченной, не дописана третья часть. Баловство? Наверное. Но развлечений особых в деревне не было, вот я и доходил своим умом до литературных занятий. Позже послал стихи в «Пионерскую правду», получил ответ, меня похвалили и посоветовали учиться. Но учиться поэзии в деревне не у кого! Практически до 22 лет я только сам на ощупь искал какие‑то пути. Заканчивая учёбу в Смоленске, ходил на занятия литературной студии, которую вёл тогда В.П. Смирнов. Но вскоре из Смоленска пришлось вновь уехать. В поэтическом плане я долго созревал, лишь где‑то годам к 35 на меня обратили внимание и пригласили на Всероссийский конкурс молодой поэзии в Костроме, это 1993 год. Я, совершенно ни о чём не думая, послал летом свою подборку стихов и за три дня до Нового года получил телеграмму, в которой сообщалось, что мои стихи прошли отборочный тур, вышли в финал, так что срочно приезжайте. Меня отпустили, несмотря на то, что нужно было готовить новогодний номер газеты. Там, в Костроме, я познакомился со многими поэтами, в том числе и с маститыми москвичами (Буричем, Куприяновым, Ахметьевым), стал лауреатом этого конкурса. Тогда меня впервые заметили, была хорошая пресса, известный московский поэт Владимир Корнилов дал высокую оценку моим стихам. Похвалил, приободрил, с этой временной точки моё творчество стало меняться, я стал взыскательнее относиться к тому, что пишу. Начинал я работать в традиционной поэтике, и когда в 1997 году издал две книжки, меня приняли в Союз российских писателей. А где‑то в 2000 году, быть может, под влиянием драматических событий в личной жизни, я перешёл на белый стих. Очень неожиданно для себя. Ранее я думал об этой форме стиха, но не пробовал её использовать, а здесь вдруг просто пошёл белый стих, и не могу остановиться. Нащупал свой жанр, свою нишу, позволяющую высказывать то, о чём я думаю, что меня мучит. Быть может, это не совсем стихи, но и не проза.
– Я знаком с Вашим творчеством в основном благодаря альманаху «Блонье» – спасибо И.Л. Хатилину, его главному редактору, можно сказать – служителю поэзии современной Смоленщины, благодаря которому мы узнаём новых интересных авторов. Так вот, читая Ваши белые стихи, был просто поражён. Ни с того ни с сего, вдруг перехватывает горло, застилает глаза. Вы мастер детали. Большая часть наших стихотворцев идут путём широких обобщений, в итоге получаются стишки как бы обо всём и ни о чём. А Вы умеете найти главный предмет, вроде практически ничего не значащий, но через него сказать всё о нашем обществе. Один из примеров тому – голубой шарик в руке девочки и окурок. Начиная читать это стихотворение, не подозревал, что через минуту захочется кричать, станет стыдно, горько. Вдруг окажешься живым и с болью в душе. Никто из ныне живущих поэтов-смолян не производил на меня подобного впечатления.
– Для меня самого такой переход оказался неожиданным. Но перед ним в течение недели в моей жизни произошло три значительных события: я едва не погиб на болоте, много потерял крови, оказался в клинике. Ко мне неожиданно приехала из-за границы дочь, которую я не видел 12 лет, она пришла ко мне в палату, и меня оставила женщина, с которой мы долгое время были вместе. Когда на костылях я вернулся домой, сел за стол, нерифмованные стихи пошли без остановки. Едва успевал их записывать. За неделю написалось около сорока текстов. С тех пор лет 12 рифмованных стихов я вообще не писал.
– Я так даже и подзабыл, что когда‑то читал Ваши стихи в традиционной форме. Меня поражает, как Вы умеете увидеть главное, не заслонить его потоком пустоты, выделить и сказать что‑то очень важное о жизни, о человеке. Кто из известных поэтов оказал на Вас наибольшее влияние? Кто из мэтров поэзии – Ваша «путеводная звезда»?
– Таких было много. Работая над антологиями, перечитал даже не тысячи, а десятки тысяч поэтов. Кто‑то больше, кто‑то меньше, но многие оставляли в душе некий след. Наиболее близки мне Иннокентий Анненский, наверное, поздний Константин Случевский, Георгий Иванов с его поразительной музыкальностью, неизбывной болью эмигранта, которому уже не вернуться в Россию никогда. Потрясают его короткие элегии той поры. Можно назвать еще Бориса Пастернака, Владислава Ходасевича, Анатолия Штейгера, Вениамина Блаженного, ну и, конечно же, мастеров верлибра – Яна Сатуновского, Владимира Бурича, Геннадия Алексеева. Потом (это, правда, не стихи) проза русского философа Василия Розанова, его «Опавшие листья» – мимолётные философические зарисовки. Новые стихи я никогда не делаю механистически: разорвал произвольно поток прозы на строчки, записал «лесенкой», и вот вам – белый стих. Нет, эти переносы рождает некий внутренний алгоритм, необходимый для стихотворения.
– Вы печатаетесь во всероссийских изданиях?
– Есть такой, единственный в стране, журнал поэзии «Арион», там однажды напечатали мое стихотворение, которое незнакомый мне заслуженный учитель процитировал на встрече с Путиным. Речь на ней шла о патриотизме, о Родине, воспитании юного поколения. Но одно дело – Родина как страна, а малая родина – это совсем другое. Об этом моё стихотворение. Кроме того, большая подборка моих стихов открывала седьмой номер «Нового мира» за 2013 год. Мне как лауреату премии имени А.Т. Твардовского это было очень приятно.
– Ваш взгляд на поэзию сегодняшнего дня.
– Я стараюсь следить за современной поэзией, все стенания о том, что она умерла, что поэзии нет, мне представляются неверными. Поэзия будет жить, пока не пропадёт письменность. Сегодняшняя поэзия разнообразна, интересна. Я давно и подробно занимаюсь Серебряным веком и могу сказать, что сегодня общий уровень поэзии значительно вырос. Повысился общеобразовательный уровень, поэтому людей, которые могут довольно ладно закрутить строфу, блеснуть метафорой, использовать другие изобразительные средства, стало намного больше. Конечно, графоманов во все времена было предостаточно, сейчас их тоже хватает, стихотворений пишется очень много, но среди этого множества попадаются порой прекрасные стихи. Вот и у нас в Рудне, где я руковожу старейшим на Смоленщине литобъединением «Современник», время от времени появляются новые интересные авторы. Например, Вероника Перзашкевич, ставшая недавно в Смоленске победительницей регионального этапа Всероссийской олимпиады школьников по литературе. Она в 17 лет пишет так, как я и в свои 35 не писал. Уже сейчас Вероника автор интереснейших, талантливых стихов, со своим внутренним миром, своей поэтикой. Это в нашей меленькой Рудне! Так и по всей России появляются молодые интересные авторы, пишущие замечательные стихи. Просто в силу обстоятельств мы их мало знаем. О чём говорить, если в районной библиотеке, и не только нашей, уже лет 15 нет «Литературной газеты»?! Нет толстых литературных журналов. А книжные магазины? Есть классика и отдельные местные авторы, а поэтических новинок из других регионов к нам не поступает. Елена Лаврухина как‑то проводила вечер поэзии Веры Павловой, так не могла найти в областной библиотеке ни одного её сборника. Нигде в Смоленске не могла найти книги её стихов, обратилась ко мне (в моей домашней библиотеке 12 сборников Веры Павловой). Так же обстоят дела и с книгами многих других поэтов. Их просто негде купить и прочесть. Но поэтический процесс продолжается, он многогранен, я уверен, что поэзия России есть и будет.
– Расскажите, что за антологии Вы составляете? Кому, для чего, о чём?
– Вот уже лет 25 я занимаюсь составлением поэтических антологий. Я этим живу. Антологии составляю разные: жанровые, тематические, какие угодно! Первой составил антологию поэтических миниатюр – коротких стихов в одну-две строфы, которые есть практически у любого поэта. Эта работа, кстати, повлияла на меня как на автора, научила краткости, афористичности. Ее итогом стали 2 тома по 700 страниц каждый. А потом с головой ушел в Серебряный век, которым плотно занимаюсь уже лет двадцать. Составил пятитомную антологию под названием «Круговая чаша», она выдержала четыре издания. Сейчас завершаю работу над пятым, в который войдут стихотворения 5885 авторов.
– А где выходят Ваши книги?
– Как антологии, так и сборники серии «Серебряный пепел» (их вышло уже 25) мы делаем с Сергеем Ковнером, живущим в Смоленске, он занимается техническими вопросами, я – составительскими. Издаём в Смоленске, есть такое издательство «Мнемозина», оно виртуальное, у нас нет ни типографии, ни юридического адреса. Одно красивое название, больше ничего. Всю работу выполняем в домашних условиях. Сергей набирает тексты, верстает, распечатывает, добросовестно сшивает, получаются плотные крепко сбитые блоки, единственно в типографии делает их обрезку. Потом привозит домой, делает переплёт из кожи, золотое тиснение. Тираж – от десяти до пятнадцати экземпляров. Для составления очередной книги необходимо ездить в Москву, Питер, работать в библиотеках, архивах; там копирование, сканирование, плюс бумага, порошок… это всё требует расходов. Цены растут. Так что эта деятельность материальных доходов нам не приносит, занимаемся ею для собственного удовольствия. Но слышим добрые слова. При ничтожно маленьком, библиофильском тираже наших книг они попадают в руки тем, кому и должны попасть. Наши издания есть в Стэнфордском университете, в Иерусалимском университете, в Сорбонне, в Мюнхене, в Токио. Они попадают в нужные руки: например, профессор Василий Молодяков живёт в Японии, это наш постоянный клиент, мы всегда готовим ему экземпляр каждого издания. Делаем издания для ученых-славистов и библиофилов из Москвы, Санкт-Петербурга, других городов России, ближнего и дальнего зарубежья. Конечно, плохо, что наших книг нет в смоленских библиотеках, но мы и не особенно пытаемся их «пробивать». Был бы у меня литературный агент, который бы этим занимался, а одному тяжело. Работа в газете, работа в архивах, поездки, а тут еще надо искать, пробивать, наводить какие‑то мосты… Я пытался поработать со смоленским издательством «Русич», сделали три антологии нормальным тиражом, была хорошая пресса. Это антология белогвардейской поэзии «Белая лира», антология поэзии русской эмиграции «Дальние берега» и «Круговая чаша» – в сокращённом варианте поэзия Серебряного века. Они продавались и в Москве, и в Питере, но на этом наше сотрудничество завершилось.
– Было кому о том позаботиться. В Смоленске дорожат другими традициями.
– Да, конечно. Представь я какие‑то деревянные большевистские вирши, пошли бы «на ура», а Серебряный век, эмиграция у смоленских товарищей не в чести. Конечно, я патриот своей малой родины, но, откровенно говоря, Смоленск в культурном плане – глухая провинция. Нет по большому счёту литературного процесса, хотя имеются отделения двух писательских Союзов. Сколько посетителей собирают литературные вечера в голубой гостиной? От силы пятнадцать-двадцать человек. И это в областном центре с двумя гуманитарными ВУЗами, где есть литфаки. Нет, к литературе в Смоленске интерес очень слабый.
– Ладно, переживём Год литературы, и ситуация улучшится. Иначе быть не может. Успехов и вдохновения Вам, Виктор Васильевич!
Александр Березнев