Валентина Склеенова: «Восстановите «Русскую старину»!

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (совместный проект газеты «Смоленские новости» и телекомпании ТНТ-«Феникс») стала ведущий научный сотрудник отдела хранения и хранитель коллекции драгоценных металлов Смоленского государственного музея-заповедника Валентина Ивановна Склеенова. Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Валентина Ивановна! – Здравствуйте. – Я Вас приветствую в программе «Диалоги». Очень рад видеть Вас в такой прекрасной форме. – Спасибо. – Давно хотел с Вами встретиться. В этом году, если я не ошибаюсь, 48 лет, как Вы работаете в Смоленском музее-заповеднике, что само по себе уникальный факт. Но что ещё интересно: оказывается, Вы с самого детства, насколько я знаю, мечтали работать в музее. – Да-да… С самого детства, со школьных лет. Объяснить это… Я до сих пор не могу найти этому объяснения. Я, учась в пятом классе, в первый раз пришла в музей – и всё. – Скажем, что это был город Трубчевск Брянской области. – Это старинный русский город Трубчевск, который упоминается в «Слове о полку Игореве». И музей там интереснейший. И когда в первый раз пришла, меня потрясли вот эти старинные вещи. Я не знала их назначения, не знала, для чего они…Что‑то мне объяснял дедушка… Ну в общем потрясла сама атмосфера. Я до сих пор даже помню запах этого музея. И как только большая перемена, кто‑то бежал в столовую, чтобы купить пирожок, а я бежала туда. Я просто получала удовольствие. И уже в последующие годы, Вы знаете, перед экзаменом это у меня был как талисман. Я ходила в музей. И вот когда я там побываю, мне кажется, что у меня как будто бы силы прибавлялись. – Вот так. Вам повезло, потому что по сегодняшней статистике только 8% людей занимаются тем делом, той профессией, о которой они мечтали в детстве. Только 8%! – Значит, я попала в это счастливое число. – Да. Вы приехали в Смоленск в 1960-м году, потому что вышли замуж за смолянина. – Вышла по огромной любви, которую пронесла через всю жизнь. В этом плане всё в порядке. У меня двое замечательных детей, двое внуков. Есть правнучка. Жду правнука. – А Вы помните Смоленск 1960 года? – Да, помню. И Вы знаете, он на меня произвел огромное впечатление. Эта старина… Я именно на это больше обращала внимание. Я не могу Вам сказать, как, допустим, выглядела там какая‑то улица. Нет. Но я могу сказать, как выглядела стена, как выглядел кинотеатр «Октябрь». Я помню, как выглядела ограда вокруг Блонье. Знаете, она выглядела великолепно. Совершенно не так, как сейчас. Мне очень не нравится та ограда, которая сейчас вокруг Блонье. Ту ограду нам подарили в 1947 году. Город‑то был разрушен. Нам шли подарки буквально со всех республик, и эту ограду нам подарила Ленинградская фабрика художественного литья. Она напоминала немножко Летний сад; это были такие секции, разделенные четырехгранными столбиками, а столбики были завершены круглыми литыми шарами. Понимаете, ограда очень соотносилась вот с этими старинными зданиями. Ведь, согласитесь, это самая аристократическая часть нашего города. А потом убрали эту ограду. Ну, наверное, ни с кем не советовались, ни с историками, ни с архитекторами. Я как‑то поехала в Ригу, чтобы познакомиться с работами Рериха. И Вы знаете, что меня потрясло? Что такие вот лежаки, я их называю лежаки, окружали пансионаты, дома отдыха на Рижском взморье. Но то, что хорошо, простите, для леса, то, что хорошо для таких домов, то здесь, в этой самой центральной части города, это недопустимо. А сейчас эти лежаки еще и дополнены вот этими воротами… – Ну, это беда всех властей – они мало советуются со специалистами. – Знаете, это старинный город. И здесь надо очень бережно относиться к его лицу, к его облику, к его ландшафту. И Вы же видите, что сейчас творится. Вот эти огромные дома… Около педколледжа эта башня… Они портят облик города, они засоряют, мусорно получается. Я сейчас прочитала, что собираются построить гостиницу… – …напротив «Гамаюна». – Да. Но Вы знаете, это преступление. Такой открытый проспект, вот этот зелёный уголок. И вдруг он исчезнет, и вырастет очередной монстр… – Целая проблема, конечно, целая драма. Если мы сейчас будем углубляться, то выйдем на какую‑нибудь коррупционную схему. Но это не тема сегодняшнего разговора. Валентина Ивановна, итак, Вы в 1969-м году пришли в музей-заповедник, и сейчас Вы – хранитель, а до этого много-много лет были заведующей отделом хранения. Так вот – хранитель. Знаете, как дилетанты представляют хранителей музеев? Ну пришла на рабочее место, переоделась, халат какой‑нибудь надела, смотрит – ничего тут не пропало? Нет, всё нормально. Открывай книжку и читай себе… На самом деле ведь хранитель – это очень важная профессия. – Это столп музея. Это основа. Это база. Вообще работа музейная делится на несколько этапов. Это собирательская, хранительская, затем экспозиционная и просветительская. Так вот собирательская и хранительская – это база. Любая вещь – документ ли, предмет ли быта, одежда, – любой предмет рождается, живет, стареет. Когда предмет поступает в музей, наша задача – сохранить его. Замедлить его старение, если надо – его отреставрировать, изучить его биографию, притом подробнейшим образом. Чем богаче будет биография этого предмета, тем интереснее он будет выглядеть в экспозиции. Работа хранителя именно и состоит вот в этом. То есть собрать, сохранить на века и передать последующим поколениям с полной его биографией, отследить все его изменения, установить причинно-следственные связи. Понимаете, вещь сама по себе – это просто вещь. Но если мы с вами установим биографию этой вещи, что она связана с определенным человеком, что этот человек использовал эту вещь в такое‑то и такое‑то время, а в это время происходили такие‑то и такие‑то события, понимаете, то сразу вокруг этой вещи выстраивается целая история. Ну вот такой маленький пример. У нас в хранилище стоял огромный шкаф. Перед войной он был перенесён на третий этаж музея «Русская старина», и там хранились все глинковские вещи. Во время войны немцы вывезли все предметы Михаила Ивановича Глинки, они записывались отдельным актом, то есть немцы понимали значимость этих вещей. Ну, естественно, шкаф они этот разобрали, и он там валялся в кустах. После войны, у нас были очень талантливые столяры, они отреставрировали этот шкаф. И он так долго-долго у нас стоял. Мы его называли «глинковский». Так он и вошел в историю без биографии – «глинковский» и «глинковский». В один момент попадается мне фотография тенишевского музея. Смотрю – а там виден угол этого шкафа. Всё! Появляется первая страничка биографии этого предмета. Дальше – больше. Работая над книгой «Русская старина», изучаю мемуары Александра Николаевича Бенуа и вижу маленькую сноску где‑то на 700‑й странице – махусенькая, таким мелким-мелким шрифтом, о том, что его отец – архитектор высочайшего двора – сделал для Марии Клавдиевны Тенишевой шкаф для хранения графики. И два предложения там об этом шкафе. Всё совпадает! Сразу вещь приобрела свою биографию! Теперь этот шкаф – как величайшая ценность: и связан с Марией Клавдиевной Тенишевой, и связан с семьей Бенуа – находится у нас в Теремке. Скажите, неинтересно разве это? Ведь и вещь совершенно по-другому смотрится, понимаете? – Я думаю, таких примеров Вы много можете привести. Хранитель… Надо ведь всё-таки иметь, кроме желания и образования, какие‑то ещё качества, не так ли? – Да, это внимание, скрупулезность и ответственность. Вы знаете, когда работаешь с историческими памятниками, за твоей спиной такой груз, что не дай Бог причинить этой вещи какой‑то вред, какой‑то урон. И, самое главное, всегда для каждого предмета надо найти определённое место, чтобы ему было там удобно, чтобы ему было хорошо там стоять, чтобы эта вещь хорошо там проветривалась, чтобы до неё ничего не касалось, чтобы не дай Бог не нанести какой‑то царапины или ещё что‑то. – Валентина Ивановна, очередь желающих в хранители не стоит. – Ну, вы знаете, зарплата настолько мала… Если в советское время она еще как‑то соотносилась с жизнью нашей, то сейчас, простите меня, если назову эту цифру 12–13 тысяч, кто пойдет? И вот сейчас у нас как раз стоит проблема смены поколений, потому что такие, как я, это уже «барышни на выданье». Вы понимаете? Необходим приток новых сил, а чтобы стать хранителем, вообще музейщиком, знаете, надо проработать не меньше 5–10 лет, пока ты начнешь понимать, чем ты хочешь заниматься. Мало того, надо поработать рядом со старыми сотрудниками. Вот мне повезло. Как‑то по жизни мне очень везло на талантливых, умных и хороших людей, которые были рядом со мной. Когда я пришла в музей, директором был Михаил Владимирович Кутин. Очень талантливый, очень умный человек. Именно в его правление мы в городе открыли 5 музеев. Да, конечно, поддержка была колоссальная партийных органов. Но его энергия, его знания, его умение выстроить работу… Вы знаете, те пять лет, что я проработала под его руководством, они как бы заложили базу, они дали мне толчок и показали, что такое музейная работа. Замдиректора по науке был Алексей Евстигнеевич Минкин, умнейший, образованнейший человек. Директором музея краеведческого – Владимир Иванович Шкудо. Вы знаете, у нас работа коллективная. И вот Владимир Иванович Шкудо, прошедший войну, то есть человек, повидавший много, уже в годах… Ну вот, предположим, мы формируем выставку, он становится рядом с тобой… Независимо от того, что он директор, а ты научный сотрудник. Надо мыть скульптуру, он ее моет вместе с тобой. Надо что‑то чистить, он чистит… У нас масса еще вот такой вот работы. Понимаете? Надо перенести, он тут же вместе с тобой берет и носит. Мы работаем все вместе. У нас нет разделения: вот старший, младший, там экскурсовод … Так положено в музее. По-другому нельзя, иначе музей не будет тем музеем, который должен быть. – Валентина Ивановна, я знаю, что Вы много лет занимались и занимаетесь музеем «Русская старина». Вы написали книгу «История музея «Русская старина». Эта коллекция Тенишевой… Было больше 11000 экспонатов тенишевской коллекции. Но в тридцатых годах началось разбазаривание, разграбление. – Да. Все музеи страны тогда пережили это. Очень много забирали центральные банки, забирало объединение «Антиквариат». Это шло на продажу, за границу. Мало того, даже брали для розыгрыша в лотерейных комиссиях. И пока здесь был Иван Фёдорович Барщевский, это правая рука, это главный помощник Марии Клавдиевны, он ещё как‑то мог отстаивать. Мне попались документы в архиве – это акты на выдачу в Москву лицевого шитья XVI-XVII века. И он восстал против, не дал вывезти, и, слава Богу, эти вещи сейчас сохраняются. И вот хотелось бы, чтобы когда‑нибудь и смоляне увидели эти необыкновенной красоты вещи. Там высочайшее искусство шитья, украшения жемчугом. Это работа русских женщин. – Так вот сейчас сколько, если говорить о коллекции Тенишевой, примерно экспонатов «живут» в музее? – Не примерно, а я могу абсолютно точно сказать – это четыре с половиной тысячи, плюс где‑то около 300 единиц, которые идут под вопросом, потому что документов нет. У нас же была утрачена вся документация во время войны, и вот сейчас буквально по крупицам восстанавливаются эти документы. – Более четырех с половиной тысяч. – Да. – Но смоляне это увидеть не могут. Всё находится в запасниках. Почему? – Даже не знаю, как Вам ответить на этот вопрос. Здание есть. – На улице Тенишевой. – Да. И коллекции есть. За эти годы около 80% этого количества отреставрировано, то есть государство вложило деньги. Они отреставрированы. А показать мы не можем. Мы показываем только небольшую частичку этого музея в картинной галерее нашей и в историческом музее на улице Ленина. Немного серебра там мы показываем, одежды. В картинной галерее это блестящий совершенно раздел древнерусского искусства. Он в основном весь из собрания Марии Клавдиевны Тенишевой. Всё остальное находится в запасниках. Необходимо, чтобы это показать, отреставрировать здание. Здание есть. Притом прекрасное здание. Построено по проектам Сергея Васильевича Малютина. И, конечно, сюда внесли свой труд и Мария Клавдиевна Тенишева, и Иван Федорович Барщевский. Слава Богу, во время войны оно сохранилось, потому что здесь было сначала немецкое общежитие, затем здесь располагалась на первом этаже типография немецкая. Перед уходом немцев под это здание были заложены мины, но наши успели выбить врага и успели разминировать. Вот когда Вы будете проходить мимо музея «Русская старина», Вы увидите там крыльцо. Сейчас оно засыпано землей. Когда ставили памятник Микешину, засыпали. Сейчас там надо снимать где‑то метр вокруг, чтобы открыть полностью это здание. Это можно сделать. Проблемы там никакой абсолютно нет. Надо восстановить его в том первоначальном виде, потому что всё остальное сохранилось. Надо вот снять этот грунт, открыть наконец этот прекрасный памятник в стиле модерн по проекту Сергея Васильевича Малютина. Второе такое же здание находится в Москве. Это дом купца Перцова. Такие здания считаются жемчужинами нашего искусства конца XIX – начала XX века. А мы его не используем. – Нет денег и нет желания властей. Вообще, я пессимистично смотрю на это, потому что в 2017 году, в котором мы с вами сейчас живём, на всю культуру России выделено 0,5% федерального бюджета. Половина процента, даже не один. Цифра большая – 93 миллиарда рублей. Но это на всё про всё: музеи, кино, театр, выставки… Поэтому, Валентина Ивановна, не знаю, увидим ли мы с Вами когда‑нибудь это, но хотелось бы конечно… – Знаете, очень бы хотелось… Вот сейчас говорят (это слово мне не нравится): бренд-бренд-бренд… Так вот вам бренд – музей, который больше знают на Западе, в Париже, в Америке… Известен он там. Когда приезжают оттуда, они сразу спрашивают про музей Тенишевой. Понимаете? Если бы мы его открыли, я уверена, что нам бы обязательно пошли дары. По крайней мере, я уже знаю две вещи, выполненные Марией Клавдиевной Тенишевой, которые нам бы подарили, если бы был открыт этот музей. Ну а так как музей закрыт, никому не хочется ничего передавать нам… А вещи, которые люди желают передать, – это её эмалевые изделия. У нас их всего лишь пять в нашем музее. А если бы передали, было бы ещё… Вот он вам бренд. Живой. Мы его имеем. Наш город настолько богат историческими памятниками, что мы можем встать в один ряд, ну ладно, не с Москвой и Питером, но с другими очень большими городами – это несомненно. – Валентина Ивановна, Вы еще и составитель многотомного «Каталога культурных ценностей, похищенных и утраченных в период Великой Отечественной войны». Это тоже целая история. Мы, конечно, сейчас не сможем из-за недостатка времени много говорить об этом, но вот такие подвижники, как Ефросинья Васильевна Буркина, которая спасла в годы войны тысячи экспонатов, вывезла в Горький, потом в Новосибирск, а сейчас это Вы, Валентина Ивановна Склеенова, и Ваши коллеги – это те люди, которые каким‑то образом сохраняли и сохраняют еще эту культуру… – Вы знаете, так в музее повелось, что все, независимо от специальности и должности, мы все – хранители, и каждый на своем месте старается сохранить эти вещи и передать затем потомкам, так как передали это нам. А коллекция в период Великой Отечественной войны… Это можно отдельную передачу сделать о тех людях, которые спасали, начиная от дворников – семья Ткачёвых – и кончая Ефросиньей Васильевной Буркиной. Сколько они труда вложили! Вот дворник и его жена Ткачёвы, они что сделали? Они взяли и часть вещей, которые не вывезли, спрятали в подвале под музеем «Русская старина», завалили это мусором, ящиками… И они были спасены. И хотя немцы хранили там бензин в бочках, они не дошли до этого угла, и часть вещей была сохранена. А Ефросинья Васильевна Буркина, конечно, для нашей культуры сделала огромное дело, потому что спасти из горящего города 25 тысяч экспонатов, простите меня, это не каждому городу удалось… – Это подвиг настоящий. – Это подвиг. Она билась там за эти коллекции. Денег не было. Она голодала там… И она спасла всё это. – Вот в честь кого надо называть улицы. Валентина Ивановна, но я же ведь назвал еще одну вашу должность – это хранитель коллекции драгоценных металлов. Если в двух словах, это что за драгоценные металлы тут, на которых Вы «сидите»? – Это изделия из золота, серебра, это украшенные драгоценными камнями чарки, потиры, иконы и книги в драгоценных окладах, это богатейшие лицевое шитьё, украшенное жемчугом и драгоценными камнями… Вот этого вы не видите сейчас. У нас в основном представлены ордена, медали. А вот это вы не видите. Почему? Потому что нам негде выставить. Ах, если бы мы восстановили музей «Русская старина»! – Валентина Ивановна, спасибо Вам. Я хотел только ещё спросить: что держит Вас в этой жизни? – Как Вам сказать? Это мои дети и музей. Знаете, вот мне, наверное, в жизни очень крупно повезло. Я занимаюсь тем делом, которое очень люблю. И много сложностей было в жизни, много… Всё-таки и детей поднять, и дать им образование, всё это… И состояние здоровья… Но вот, знаете, приходишь в музей, заходишь в хранилище, и всё это куда‑то уходит. А ты вот там, с этими вещами. Ты можешь с ними разговаривать. Когда заходишь, здороваешься с ними. Говоришь им: «Здравствуйте! Как вы тут сегодня провели ночь? Что у вас тут новенького? Кто куда передвинулся?» Музей – это моя жизнь. – Валентина Ивановна, безумно интересно с Вами беседовать. Я хочу пожелать Вам здоровья. Я хочу пожелать, чтобы Вы работали в музее столько, сколько Вы сами захотите. – Это от начальства только зависит. – Начальство, я думаю, ценит и понимает всю незаменимость Валентины Ивановны Склееновой. Всего Вам самого-самого наилучшего. Спасибо за всё! – Спасибо Вам.