«Я не живу прошлыми удачами»

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (совместный проект газеты «Смоленские новости» и телекомпании «Феникс») стал композитор, Народный артист России Александр Морозов. Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Александр Сергеевич. – Здравствуйте. – Я приветствую Вас в программе «Диалоги». Представил нашим телезрителям Вас как Народного артиста России, но на самом деле Вы – трижды Народный артист – России, Украины и Молдовы. Вы – русский композитор, но много лет прожили на Украине, а в Молдавии родились. – Да, всё так. Родился 20 марта 1948 года в поселке Окница. – Что это за место такое? – Это на севере Молдавии. Такая маленькая железнодорожная станция, где прошли первые семь лет жизни. Моим любимым развлечением было прибегать на вокзал и встречать-провожать поезда, которые шли из Москвы в Одессу. – Такое же развлечение было, кстати, и у Рудольфа Нуриева. – Да? Вот как. Ну это и понятно: когда живешь в таком маленьком месте, то вид поезда, людей, выходящих из вагона, – это какая‑то другая, манящая жизнь. – А как Ваши родители оказались в Молдавии? – Там, рядом с Окницей есть такое местечко Атаки – это на молдавской стороне, на берегу Днестра – там жил отец. А через мост – украинский город Могилев-Подольский – там жила мама. И вот папа ходил через этот мост в Могилев на танцы. Познакомились, осели в Молдавии, а потом родился я. – Александр Сергеевич, судьба у Вас, конечно, уникальная. Забегая вперед, скажу, что в 20 лет Вы написали песню, которая сразу вышла на всесоюзный уровень и попала на самый престижный советский песенный фестиваль «Песня года». И вот уже написано более 1000 песен. Но я нигде не нашел информации об истоках этого увлечения, ставшего судьбой. Когда и как вошла музыка в Вашу жизнь? – Дело в том, что у мамы был природный классический голос – сопрано. Она активно участвовала в художественной самодеятельности, в репертуаре у неё были и романсы, и песни. И всё моё детство прошло в атмосфере музыки, всегда сидел в первом ряду на её концертах. А когда она дома готовилась к выступлению, то пела с утра до вечера, и вот я как бы пропитался всем этим. Когда мне было семь лет, мои родители развелись, и меня отдали в интернат в Кишинев. Я очень тосковал по маме, по её песням, а там был такой старенький, маленький баянчик, и я стал, скучая по маме, подбирать на нем по слуху песни, которые она пела. И оказалось, что у меня это легко получается, видимо, природный дар был такой. Я даже стал по заказу друзей исполнять на этом баяне популярные на тот момент песни. – Но поначалу музыку победил спорт. – Да. Я ж там всем занимался – и музыкой, и спортом, а конкретно прыжками в высоту. И именно благодаря спорту я попал в Ленинград. А получилось так. В Таллинне проходили всесоюзные соревнования по легкой атлетике, в которых я участвовал, и там меня, как перспективного спортсмена, приметил преподаватель ленинградского физкультурного техникума, бывший рекордсмен Советского Союза по прыжкам в высоту Эдмунд Рохлин. Вот он и уговорил меня приехать в Ленинград и поступить к ним. У меня там всё очень хорошо складывалось: приехал с результатом 1,7 метра, а уже через год прыгал 1,95, а потом и 2,04. – Способа «фосбери-флоп», то есть спиной вперед, по-моему, тогда еще не было. – Он появился позже. В то время все прыгали перекидным. А кумиром нашим был Валерий Брумель – олимпийский чемпион, многократный рекордсмен мира. Все равнялись на него. Но уже там, в техникуме, я всё чаще ловил себя на мысли, что меня тянет к музыке – там у нас в актовом зале стоял старинный рояль «Беккер», и я, конечно же, всё свободное время проводил там. Довольно быстро сколотил небольшой инструментальный ансамбль, и мы по субботам играли на танцах, приходили все девчонки с округи, все нас знали и любили. Вот так проходила молодость. – В 19 лет Вы в первый раз женились, причем на дочери директора техникума. – Всё Вы знаете. Моим единственным приданым был тот самый старый баян – еще из Кишинева. И вот именно там я сочинил мелодию, которая впоследствии стала песней «Травы пахнут мятою». Это оказалось очень кстати, потому что жили мы, мягко говоря, небогато – на стипендию, приходилось подрабатывать, а песня стала приносить первые гонорары. Меня это очень вдохновило, но я ж не знал, как дальше пойдет, и поэтому всё же закончил и педагогический институт, тоже физкультурный факультет. Но и там в институте параллельно писал музыку, и когда был на первом курсе, уже мои песни вошли в репертуар питерских звезд Эдиты Пьехи, Людмилы Сенчиной, «Поющих гитар». – А как получилось, что эту первую Вашу песню «Травы пахнут мятою» исполнил болгарский певец Борис Гуджунов? – Так меня ж никто не знал тогда. Разве Пьеха возьмет песню вот так просто? А болгарин приехал к нам на гастроли, была такая программа «Мелодии друзей», в ней участвовали эстрадные артисты из стран соцлагеря. Я ходил на эти концерты и однажды скромно так подошел к Борису Гуджунову и дал ему кассету с этой песней. А месяца через два он мне прислал уже голубенькую пластиночку фирмы «Мелодия» с записью этой песни. – А потом кто только не пел её – и Вилли Токарев, и Лариса Долина… – Многие, многие. – А когда Вы стали членом Союза композиторов СССР? Это ведь была такая каста… – О, да. В середине 70-х годов я уже был известным композитором, у меня было много пластинок. Моими наставниками в музыке были, шутка сказать, Василий Павлович Соловьев-Седой, Валерий Александрович Гаврилин. Вот они и дали мне рекомендацию в Союз композиторов. Так вот Ленинградское‑то отделение меня приняло, потому что отказать таким мэтрам было невозможно, но в Москве сказали: нет, как это без образования музыкального, пусть еще поучится. Приревновали, короче. Но нет худа без добра. Я подумал, что и правда надо бы получить музыкальное образование. И вот опять же Гаврилин помог поступить в консерваторию на композиторский факультет. А потом уже и Москва сдалась, приняли меня. – Как приходят к Вам песни? Ну вот, например, очень знаменитая и любимая «В горнице моей светло» на стихи Николая Рубцова? – Это интересная история. Очень известный ленинградский поэт Глеб Горбовский, видимо, учуяв во мне такую крестьянскую натуру, тягу к пейзажу, к лирике, однажды подарил мне сборник Николая Рубцова «Зеленые цветы». Это 1974 год – Рубцова уже не было в живых, он трагически погиб в 1971 году. И первая песня, которую я написал на его стихи, была как раз «В горнице моей светло». Я тогда и предположить не мог, что у этой песни сложится такая невероятная судьба. Год от года она набирала обороты, её пели в различных песенных конкурсах, и сегодня нет, наверное, исполнителя, который хоть раз бы её не спел. Кстати, зрители Вашей программы могут зайти на сайт, который создала моя жена, она же продюсер, она же с некоторых пор исполнительница моих песен Марина Парусникова. И вот там есть «Каталог песен». Если вы, дорогие зрители, его откроете, то там найдете все мои песни, начиная с 70-х годов. Их более 1000. И, конечно, «В горнице моей светло» там представлена в огромном количестве вариантов. – А «Малиновый звон» как появился? – Это уже позже, это результат моего знакомства с поэтом Анатолием Поперечным. Я ежегодно принимал участие в фестивале «Песня года», мы, авторы, сидели там в одном ряду, в 17-м, и вот как‑то оказались рядом с Анатолием. Он пригласил меня к себе домой и показал несколько стихотворений, среди которых было и «Малиновый звон». Что‑то меня в этих стихах зацепило, я взял старую гитару, которая была у Анатолия, – там даже, по-моему, одной струны не было – и где‑то через час песня уже была готова. Тут же Николай Гнатюк взял её к себе в репертуар, и песня пошла. – «Песня года» – это было всё по-честному? – Конечно. Выбирали люди, слушатели. На телевидение приходили мешки писем, тысячи писем в течение года. Всё считалось, анализировалось. И туда было очень непросто попасть. Конечно, в большинстве своем, это были песни наших мэтров, и они этого заслуживали, но иногда прорывались и молодые, такие как Юрий Антонов, Олег Иванов с песней «Товарищ», я с песней «На взлет», которую исполнял Эдуард Хиль. Это было интересное время. – Я не спрашиваю у Вас о таких конкурсах, как, например, «Золотой граммофон» или «Муз-ТВ», которые уж никак не назовешь честными. Но вот – «Голос», который идет на Первом канале и производит впечатление всё же достаточно честного. Что Вы о нем думаете? – Я хорошо о нем думаю, потому что он дает возможность выявить талантливых людей. Это Первый канал, это прайм-тайм, вся страна смотрит. Но мне обидно, что большей частью в нем звучат песни на иностранных языках. Не знаю, может быть, это условия такие, ведь подобный конкурс – не наше изобретение, он заимствован и, вероятно, существуют какие‑то требования – вот исполнять иностранные песни. А хотелось бы побольше нашей родной музыки. И, кстати, зритель‑то как раз больше на это откликается. Возьмите победителей конкурса «Голос» – они все поют нашу русскую музыку – и иеромонах Фотий, и Сергей Волчков, и Дина Гарипова. И они активно гастролируют, я вот, будучи в Смоленске, видел афиши и Волчкова, и Фотия. Кстати, мне очень приятно, что в этом конкурсе часто звучат и мои песни, а певица из Татарстана Габиуллина стала второй с песней «В горнице моей светло». – А Вы бы согласились пойти в наставники? – Да уж поздновато, наверное. – Почему? Александр Градский только на год Вас моложе. – Честно – не думал об этом. Поступит предложение – начну думать. – Александр Сергеевич, свои лучшие, нет, скажу так – самые известные свои песни, Вы написали в советское время. И, насколько я знаю, как и многие другие советские композиторы, трудно пережили перестроечные времена, в частности, появление такого понятия как «формат-неформат». – Если и были какие‑то трудности, то они касались, прежде всего, материального положения. Ведь у меня в середине 80-х была своя группа – «Форум» с солистом Виктором Салтыковым, мы собирали дворцы спорта по всей стране, а потом всё это рухнуло, филармонии лихорадило, очень трудно стало вести гастрольную жизнь. И действительно, формат поменялся – гламур вошел в нашу жизнь. Появились на эстраде молодые, симпатичные мальчики‑девочки в специфическом облике и со специфическим репертуаром. – Один Ваш коллега-музыкант сказал здесь, в этой программе, что тогда в 80–90‑е все эти группы – «Ласковый май», «Мираж», «Комбинация», «На-на» – так обрушили музыкальный уровень публики, такой вред нанесли музыкальному вкусу этой самой публики, что еще много лет это будет сказываться. – Это правильно сказано, но ведь такое происходило не только на эстраде. Возьмите кино, возьмите театр, телевидение – в культуре же всё взаимосвязано. Да, критерии размыты, и духовность во многом утрачена. И в песнях тоже. – Не обижая композиторов, скажу, что долговечность советских песен во многом объясняется тем, что это ещё и настоящие стихи. – Абсолютно верно. Дербенев, Рождественский, Поперечный, Горбовский, Танич, Рябинин, Муравьев – какие имена! Какие стихи! А потом, ведь существовали художественные советы. Что бы кто ни говорил, но это был фильтр, через который откровенная халтура пройти не могла. Это сегодня – написал, выложил в интернет, и чем оно пошлее, тем быстрее наберет просмотры. А сколько мата! – Вы долгое время жили в Ленинграде, а есть такая группа «Ленинград». Я поражаюсь, как можно восхищаться, как можно продвигать человека, который мало того что поет трехэтажным матом, но даже, извините, мочится со сцены. – Я не думаю, что Шнур такой сам по себе пошлый человек. Но вот… Некому остановить, всё на потребу публики, всё дозволено. И это очень опасный путь, всё-таки какой‑то предел должен быть, но, знаете, не случайно ведь он стал вести программу «Про любовь» – вероятно, есть стремление как‑то свой имидж выправить. Человек‑то он талантливый. Я думаю, сейчас всё же наступает некий перелом в сознании людей, всё-таки мы слишком далеко зашли. Надо возвращаться к своим истокам. Да, много было плохого, но нельзя же всё перечеркивать. – Я недавно прочитал интервью Константина Меладзе – одного из самых востребованных эстрадных композиторов. Вот что он, в частности, говорит: «99,9% песен, которые пишутся сегодня, проживут от силы полгода, их не будут петь за столами через 10 лет. Из сегодняшних хитов петь нечего. Музыка перестала быть духовной пищей, она превратилась в жвачку. Ритм вышел на первое место. Сейчас музыка – как официант: чего изволите? Она всё проще, проще, проще. В ней всё меньше музыки, всё больше барабанов». Вы согласны? – Согласен. Почему эти песни обречены на короткую жизнь? Потому что они в основе своей не опираются на фольклор. А лучшие песни наши – и военные, и лирические, и гражданские – они всё же – и интонационно, и духовно – оттуда. Народное творчество – это вершина песенного творчества, и именно на это надо ориентироваться. – Недавно в Смоленск приезжал один из самых, на мой взгляд, талантливых молодых исполнителей, ну сравнительно молодых, ему всё же уже 33 года – Сергей Лазарев. Я побывал на концерте – да, ярко, да, зажигательно, очень громко, но я вышел из зала и не мог вспомнить ни одной мелодии. Что это было? Вот те самые одни барабаны. Под «полторашку» пива подергаться на дискотеке – да, подходит, но для души – полный нуль. Не говоря уже о том, что 60% пелось на английском языке. – Для меня талант – это прежде всего то, что направлено на добро, на что‑то светлое, хорошее. Чтобы чувства благородные в человеке пробуждать. И именно такие певцы находили истинное признание у людей, не минутную популярность, а долгую-долгую любовь. – А как песня «Мой голубь сизокрылый» к Алле Пугачевой попала? – Всё очень просто. Я в то время дружил с Александром Кальяновым, который был у нее звукооператором. – Потом и сам запел… – Да. А тогда он на своей студии записывал её «Рождественские встречи». Я ему как‑то показал эту песню, он сразу схватился: о, надо её Алле показать. И действительно, ей понравилось, и песня вошла в репертуар Пугачевой. – Александр Сергеевич, Вы написали более 1000 песен. Если учесть, что Вы пишите песни 49 лет, то получается в среднем 20 песен в год, полторы песни в месяц. Как воспринимать эти цифры – со знаком плюс или со знаком минус? – Ой, знаете, никогда не занимался такой арифметикой. Могу сказать только, что пишу исключительно тогда, когда не могу не писать. Были периоды, когда не писал очень долго, а потом за короткий срок получался большой цикл песен. Всё должно созреть. Я бы не сказал, что больше песен написал в советский период. За последние 25 лет мною написано около 600 новых песен – это уже перестроечное, постсоветское, как его называют, время. Другое дело, что они далеко не все дошли до слушателя. Мои песни довольно непросто попадают на федеральные каналы, в радиоэфир, но, слава Богу, исполнители не перестали брать их в свой репертуар, и они звучат в концертах по всей стране. И, конечно, их всегда можно найти на нашем сайте. – В этой программе недавно принимал участие Народный артист России Сергей Захаров, которого Вы прекрасно знаете. – Да, конечно. – Так вот мы как раз об этом говорили. Я спрашивал Сергея Георгиевича, почему не пишут песни наши мэтры – Пахмутова, Тухманов, Зацепин, Морозов, Максим Дунаевский? А он ответил: они пишут, но услышать эти песни можно только на концертах. – Я, пользуясь случаем, очень советую смолянам почаще посещать филармонию, другие концертные залы, и тогда они услышат новые прекрасные песни своих любимых авторов. Мы не стоим на месте, мы не живем только прошлыми удачами, заслугами, старыми песнями. Художник, если он настоящий творец и если ему есть что сказать, постоянно ищет, он хочет создать новое – то, что созвучно времени. Ну как Вы думаете, если я уже не в первый раз приезжаю в Смоленск на гастроли, я же не могу привозить одну и ту же программу?! Люди скажут: ну, опять «Малиновый звон», «В горнице…». Мы это миллион раз слышали. Конечно, каждый раз хочется познакомить публику с новыми песнями. И вот в этот наш приезд будет много премьер (концерт прошел с большим успехом 25 ноября – ред.). И я очень волнуюсь, потому что зрителя не обманешь, а мне надо получить у него знак качества новой песне. – Но без «Малинового звона» Вас всё равно не отпустят… – Это да. Есть песни, которые просят исполнить в любом случае. – А если говорить о новых песнях, которые пока не звучат в телерадиоэфире, то вспомним Марину Цветаеву: «Моим стихам, как благородным винам, настанет свой черед». – Да, очень верю в это. Кстати, интересные истории происходят и со старыми песнями. У нас на днях был концерт в московском Доме ученых, и там пел мою песню молодой баритон, ваш земляк Максим Щербицкий. Он оказался таким дотошным – откопал на сайте такие мои песни, о которых я сам уже забыл, что они существуют. В частности, песню «Наша жизнь» – в начале 70-х я её написал. Тогда её пел молодой югославский певец Здравко Чолич, очень популярный в то время. И вот Максим попросил разрешение её исполнить. Я саккомпанировал ему, и это был взрыв. Пришлось бисировать. 45 лет песня не звучала, представляете? Вот как бывает. Значит, хорошее не забывается, не уходит бесследно. – Александр Сергеевич, хочу спросить Вас вот о чем. Вы продолжаете писать песни. Насколько раздвинулись для Вас рамки компромисса в музыке, который Вы, может быть, стали допускать? Не скажу «на потребу публики», скажу «на потребу времени». Конечно, ниже определенного уровня Вы уже не опуститесь, и тем не менее… – Я понимаю, что Вы имеете в виду. Знаете, я изначально, видимо, так был воспитан сначала родителями, позже моими наставниками в музыке, что не могу идти на поводу того, что сегодня так востребовано, того, о чем мы сегодня с Вами уже говорили. Я всегда чувствую этот момент, когда нужно сказать: стоп. Должен быть внутренний цензор, и он у меня есть. Вот он и не даёт сделать нечто исключительно на потребу – и времени, и публики. А главное даже не в этом. Я ведь вижу, что любимыми на года и десятилетия становятся только те песни, которые идут от сердца, от души, которые могут спеть не только артисты, но и просто люди за праздничным столом, на берегу реки у костра, под гитару на пикнике. Многие мои песни ушли в народ, и они – мои ориентиры. Зачем же мне приспосабливаться под какую‑то моду, если у меня есть свой голос в искусстве! – Спасибо большое, Александр Сергеевич. Хочу пожелать Вам здоровья, новых песен, и, конечно, мы всегда ждем Вас в Смоленске. – А мы всегда с большим удовольствием будем приезжать в ваш замечательный, гостеприимный, музыкальный город. Спасибо Вам.