Когда судьба – по плечу

Завтра исполнится 75 лет Ивану Ивановичу Барилло – известному смоленскому живописцу и педагогу, посвятившему сорок пять лет жизни служению Смоленскому государственному педагогическому институту, ставшему потом университетом.

Иван Иванович обучил профессии и основным правилам человеческого общежития сотни студентов, дослужился до должности доцента и два года назад ушел, как принято говорить, на заслуженный отдых. Об этом, мне кажется, можно только сожалеть, потому что педагогический талант, открытость, порядочность и мудрость – они ведь вне возраста, во всяком случае, паспортного. Верно? Впрочем, сетовать на несовершенство мира – занятие глупое и безнадежное. Давайте лучше порадуемся тому, что юбиляр ведет активную творческую жизнь, о чем свидетельствует юбилейная выставка, открывшаяся в минувший четверг в Доме художника. На выставке представлены работы, созданные художником за последние шестнадцать лет в любимых жанрах и техниках – портреты, пейзажи, натюрморты, жанровые картины в акварели и масле. Прекрасный колорист, чувствующий тончайшие оттенки цвета, чуткий психолог, обладающий даром разгадывать тайны человеческой души, Иван Иванович Барилло представил живопись не только красивую и искреннюю, но, что случается сегодня очень редко, совестливую. Хотя чему удивляться? Картины – это внутренний мир художника, помноженный на талант. – Иван Иванович, Ваша судьба – сплошные знаки и символы: родились в самые страшные первые дни войны, пережили лютость оккупации, выучились на художника и всю последующую жизнь дарили людям красоту и знания. – Более того, мама родила меня на болоте, где с односельчанами спасалась от бомбежек. Это на Украине было, недалеко от Миргорода, так что у меня в земляках известнейшие люди – Гоголь Николай Васильевич и Григорий Сковорода, а еще – правда, это пока под вопросом – великий живописец-портретист Владимир Лукич Боровиковский. – А как Вы подгадали дату рождения? Появиться на свет 1 сентября и всю жизнь отдать школе, правда, высшей, это знаете, неспроста. – Судьба. От нее никуда не денешься. Но, знаете, однажды она сделала резкий поворот, которому до сих пор удивляюсь. Я с отличием закончил художественно-промышленное училище в Решетиловке Полтавской области – это центр украинского ковроткачества – и был распределен на фабрику художественных изделий в Полтаву. Оттуда меня, как отличника, направили на учебу в московский художественно-промышленный институт. Я поступил, но поскольку подошел возраст, меня забрали в армию. Служил я в Смоленске, а на Смоленщине в первые дни войны погиб мой отец. Он так и не узнал, что я родился. Так что по окончании службы я решил остаться здесь. Пришел в пединститут на художественно-графический факультет, а приемные экзамены уже закончились. Председателем приемной комиссии был Альберт Георгиевич Сергеев. Сходили мы с ним к ректору, и по документам из московского художественно-промышленного института меня приняли на первый курс. Вот так поменялась судьба, но любовь к декоративно-прикладному искусству отразилась в живописи. Я ведь студентом училища днями сидел в музее, копировал и русское, и украинское народное искусство, и искусство народов СССР. Дипломная работа в училище была посвящена Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве. Мы сделали ковер размером 6 на 12, голубь на фоне земного шара, так чтобы вынести его из мастерской, пришлось выставлять окно и вызывать машину с подъемным краном. – А на худграфе Вас кто учил? – Моими учителями были Валерий Анатольевич Ласкин и Владимир Александрович Ельчанинов, которого я сменил на посту преподавателя худграфа, когда он ушел на творческую работу. Он меня оставил вместо себя. Не знаю, чем я так приглянулся? Я был студентом 5‑го курса, а мне доверили проводить занятия у второкурсников. Возможно потому, что я был уже взрослый. Знаете, я ведь первые годы носил шинель и солдатскую форму, денег на одежду не было. У меня ведь одна мама, которая в деревне зарабатывала трудодни. Я отсылал ей половину стипендии, правда, она у меня была повышенная. Но я еще работал художником на хлебокомбинате и кормил всех, кто жил со мной в общежитии. Не знаю, как сейчас, а тогда на комбинате проходил контроль качества продукции: отрезали часть батона, исследовали на влажность, количество сахара и других компонентов, а обрезки отдавали мне. Я заканчивал работу где‑то в час ночи, шел с полными руками, ребята меня встречали. Мы приходили в общагу и гоняли чаи до 2-3 часов ночи. – Хочу заметить, Иван Иванович, Вам крупно повезло, ведь после окончания института по распределению могли загнать «за Можай», а Вы продолжили работу на кафедре, утвердились в институте. – Судьба. – Работа учителя – самая трудная и ответственная, если, конечно, он помнит формулу «сегодня – дети, завтра – народ». Бесспорно, вуз – не школа, но согласитесь, студенты – те же дети, непослушные, капризные, дерзкие, порой ленивые. Как Вам удалось столько лет прожить преподавательской работой и не устать от нее? – Первая задача – найти общий язык со студентами. Это главное. Если нет контакта, студент тебя не понимает, ты его не понимаешь. Второе – настроить студента, чтобы он «зажегся» и работал. У нас ведь, прежде всего, практическое обучение. Сколько ни рассказывай, если сам ничего не умеешь, не научишь. Одно время был у нас такой метод работы – по специальности вести студентов с 1‑го по 5‑й курс одному преподавателю. Был и у меня такой курс. Вместе и на пленэры, и в колхоз «на картошку». Жил одной жизнью с ними, как отец. Однажды интересный момент такой был. Приехали мы в колхоз, а это деревня Рухань Ершичского района, и про нас забыли. Дело было ночью, размещать нас негде. Единственное подходящее место – сельский клуб. Сняли плюшевый занавес, расстелили, так и спали на сцене. Вот с таких моментов и начинается дружба, интерес к общению и обучению. Я и сам у них многому учился, потому и считаю себя в большей мере педагогом, а потом уже художником. Когда разные анкеты заполняю, пишу «художник-педагог». Я любил возиться со студентами, какое‑то время был ответственным за самодеятельность, учил танцам и песням. Отработал ровно 45 лет, сказал «спасибо» и ушел в творчество. – Кстати, как Вы совмещали преподавательскую деятельность с творчеством? Удавалось оставаться с холстом наедине? – После окончания занятий в институте. Сначала в комнате, где жил с семьей, потом нам с двумя преподавательницами выделили небольшую комнатку в том же общежитии, где жили. Но зато на каникулах я уезжал на Украину, к маме. Село у нас большое, 500 дворов, а председатель колхоза – мой одноклассник. Он нанимал меня делать Доску Почета и деньги за это платил. Представляете, что значит написать двадцать портретов передовых колхозников, размером 40 на 60? Зато потом какая у всех была радость! Не какие‑то черно-белые фотографии, а Доска Почета с портретами, написанными маслом. Для меня это были первые шаги в постижении портретного искусства. А потом уже, когда мы получили квартиру… Тоже, кстати, благодаря случаю. К очередной годовщине Октября на фасад Дома Советов потребовался большой портрет Ленина. Художники, с которыми была предварительная договоренность, по каким‑то причинам выполнить работу не смогли. До годовщины Октября остается 3 дня, и никто не знает, что делать. И тогда вызывает меня наш бывший декан Владимир Борисович Ошеров и говорит: «Ваня, тут такое дело, выручай!» И вот мы вдвоем с еще одним преподавателем натянули холст, размером 6 на 12, загрунтовали и ночь писали портрет Ленина, а утром, еще не совсем высохший, повесили на фасад Дома Советов. После праздников приходит человек из обкома партии и спрашивает, сколько они должны за работу. Я говорю: «Ничего не надо. Нужно было помочь, мы и помогли». А Ошеров говорит: «Ему квартира нужна». Человек из обкома отвечает: «Это можно. Правда, в новых домах ничего нет, но освободившуюся – найдем». И нашли на улице Рыленкова, где мы до сих пор и живем. А потом и мастерская появилась. Всё одно к одному. Судьба. – Иван Иванович, после ухода на заслуженный отдых, хотя я считаю, что сделали Вы это преступно рано, ну да Бог с ним, сделали и сделали, творчеству много времени отдаете, или другие дела захлестывают? – Глубокая осень, зима и ранняя весна – это время, когда я сижу в мастерской безвылазно. Правда, когда погода позволяет, ухожу писать на природу. Как только весна вступит в свои права, я занимаюсь дачей, и это продолжается до глубокой осени. У меня пять сортов винограда. Супер-виноград. Соседи спрашивают: «И как он у Вас такой вырастает?». Начинаю объяснять – машут руками, не надо, это же столько ухода! Арбузы, дыни выращиваю, правда, в теплице. Еще очень увлекаюсь цветами. У меня их на даче видимо-невидимо. Внучка хотела записать названия, остановилась на цифре 62, дальше писать не стала, сказала, что это перебор. – А по педагогической работе скучаете? – Очень. Я ведь, помимо основной работы, готовил студентов к поступлению в архитектурный и другие столичные вузы. – Вот и занялись бы репетиторством. – Это мешает творчеству, да и времени не хватает на репетиторство. А самое главное, сегодня это очень дорого стоит. Мне стыдно брать такие деньги. Если раньше репетиторство стоило копейки, то сегодня за час берут 500, а то и 1000 рублей. Ну куда это? Что вы! Это же перебор! И я решил репетиторством не заниматься. Мне этого не надо. Понимаете, я очень доволен жизнью. В этом году мы с женой отметили золотую свадьбу. Соседи говорят, что мы – самая идеальная пара в Смоленске, на что жена отвечает: «Правильно. Нам даже медаль «За верность и любовь» дали». Жена у меня педагог, тоже закончила худграф. Один из сыновей занимается дизайном. Внучка, хотя и учится в Высшей школе экономики в Санкт-Петербурге, пишет маленькие акварельки. Красивые! Я в ее возрасте так не умел. Наверное, гены играют? Всё хорошо. Главное, до юбилея благополучно добрался. Судьба.

Беседовала Лариса РУСОВА