top of page

Бюрократия и раковая опухоль


Онкологическая служба в России на грани выживания, но будет еще хуже

День, проведенный на девятом форуме «Движение против рака», поводов или хотя бы намеков на оптимизм для врачей-онкологов и их пациентов не оставил. Дело плохо. Об этом с той или иной степенью эмоциональности говорили практически все участники форума. А все точечные достижения в отрасли – происходят не благодаря, а вопреки действиям государства. По сравнению с прошлыми форумами, проводимыми ежегодно в Международный день борьбы с раком, этот как раз и отличался тем, что из официального мероприятия «к дате» спонтанно и вопреки принятой стилистике трансформировался в «крик о помощи». Настроения и общую тональность форума подогрело еще и то, что в 2015 году была закрыта Национальная онкологическая программа, действовавшая в России с 2009 года. На программу, охватившую 64 региона, было потрачено 47 миллиардов рублей. Тратили на оборудование и лекарства. Год назад всю ответственность за онкологию переложили на регионы. В регионах с дотационными бюджетами – а таких в России большинство – сразу же скукожилась онкологическая помощь. Высокотехнологическое оборудование простаивает, потому что для его эффективного использования нужны дорогостоящие расходные материалы. Как говорят эксперты, в среднем, чтобы высокотехнологичное оборудование эффективно работало, нужно на его сервисное обслуживание и текущую модернизацию тратить 80 миллионов в год. В нынешней экономической ситуации – это утопия. С лекарствами и того хуже. Последний год, заставивший многие клиники экономить из последних сил, привел к тому, что врачи часто вынуждены не только заменять эффективный препарат на отечественный дженерик с массой побочных эффектов и сомнительной эффективностью, но и нарушать протокол лечения, уменьшая в целях экономии дозу препарата и частоту его применения. Обращение участников форума к президенту страны и вовсе напоминает фронтовую сводку: «Нередки случаи запоздалой постановки диагноза, промедления с началом лечения даже при имеющемся диагнозе. Отказы в бесплатном лекарственном обеспечении и значительные задержки предоставления препаратов носят массовый характер. Зачастую пациентов вынуждают оплачивать медицинские услуги, которые онкологические пациенты имеют право получать на бесплатной основе. В отрасли сохраняется сильный кадровый голод. Государственная программа «Развитие здравоохранения» на 2013–2020 годы уже не содержит отдельной подпрограммы развития онкологической помощи». Добавляли красок к имеющейся картине тотального кризиса в отечественной онкологии и спикеры форума. Дмитрий Борисов, заместитель председателя правления Национального союза «Ассоциации онкологов России»: – Сегодня государство не может обеспечить ни пациента адекватным лечением, ни врача нормальными условиями для работы. На фоне падения рубля мы обречены на серьезные проблемы в онкологии, потому что вся она завязана на высоких технологиях, лекарствах, оборудовании, которые мы закупаем за рубежом. Мы много раз представляли эти данные в Минздрав. По сравнению с развитыми странами Европы и Америкой наша онкологическая служба недофинансируется в 9 раз. Михаил Давыдов, главный внештатный онколог Минздрава России: – Чтобы победить в онкологии, ее нельзя ставить в один ряд с другими жизнеугрожающими болезнями – инсультом, диабетом, нарушением ритма. Во всем мире уже пришли к единому стандарту и разработали шаблон по лечению этих болезней. В онкологии такого нет и быть не может. Онкология – это особая организация и особая идеология. Бороться с раком в стране силами внештатного главного онколога – это всё равно что бороться с оборотом наркотиков силами одного внештатного сотрудника МВД. Абсурд! О национальной программе красиво можно долго говорить, но ее быть не может в стране, где ответственность за онко­помощь повешена на регионы. Роль федерального участия – минимальна. И получается, что в Хабаровском крае один уровень и статистика по этой болезни, а в Краснодарском – другой. У нас есть регионы, где вообще нет онкослужбы. Это Якутия. Онкологическая служба – элемент госбезопасности. Она не может быть устроена иначе, чем Министерство обороны, которое финансируется и контролируется государством. Мы же не вешаем боеспособность воинских частей на губернаторов. Я онкологией занимаюсь 40 лет. И 40 лет мы говорим на одну и ту же тему. Нам нужны новые технологии, чтобы выявлять рак на ранней стадии, но нет ни одной государственной программы скрининга. Рассчитывать, что силами диспансеризации мы решим проблемы онкологии, – очень наивно. Диспансеризация – это ловить рыбу сетью с крупными ячейками, а нам нужна с мелкими. Нам нужно ловить доклинические формы, когда мы можем быть эффективны, когда мы можем сразу вылечить человека, не тратя на него колоссальные средства. Сегодня мы в нашем центре (Российский онкоцентр имени Н.Н. Блохина. – Н.Ч.) в среднем на одного пациента тратим 1,5 миллиона рублей, а получаем в 10 раз меньше. И комбинируем из разных источников, чтобы помочь этому человеку, а это финансовое нарушение. У нас в стране 500 тысяч заболевают ежегодно. Причем 300 тысяч выявляются на последних стадиях, а 100 тысяч из них умирают в первый год после диагностирования заболевания. Это говорит о предельной стадии запущенности болезни. Это устрашающая цифра. Это наша несостоятельность. Прогнозы? Неутешительные. У нас нет передовой фармпромышленности, нет конкурентоспособной медицинской промышленности. Мы живем со значительным опозданием. 96% всех новейших разработок в онкологии поступают к нам из-за рубежа. В России производится ряд лекарств, которые используются в рутинной терапии. Но инновационные разделы в онкологии и современные центры не могут работать, опираясь на внутренние ресурсы. Российская фармпромышленность вынуждена закупать сырье за рубежом за валюту. Поэтому для местных производителей целесообразность производства таких лекарств резко падает из-за отсутствия какой‑либо прибыли. Это надо регулировать, но уже не на нашем уровне. Василий Власов, президент Общества специалистов доказательной медицины: – Попытка все новые лекарства, которые появляются в мире, замещать собственным производством – это погоня за горизонтом… Две трети онкобольных не получают адекватного химиотерапевтического лечения, три четверти – адекватного лучевого лечения. Нет денег. А обещания безграничные. На сайте общественного движения «Рак победим» буквально на следующий день после форума появилось сообщение: «В Крыму из-за постоянных поломок лучевой аппаратуры очередь из пациентов растянулась до мая 2016 года». Врач симферопольского онкодиспансера пишет: «За 2015 год вышли из строя три из четырех аппаратов лучевой терапии. Их починили, но каждый раз, когда врач назначает курс терапии, он не знает, получит ли больной лечение в полном объеме? Онкологии всё больше, на лечение записывают уже на май-июнь. Для больных ждать по 4-5 месяцев в очереди – смерть».

Наталья Чернова

Больные подождут?

С 1 января 2016 года все импортные лекарства должны подтвердить соответствие своих стандартов качества российским требованиям по стандарту GMP. Это привело к срывам поставок жизненно важных лекарств во многие клиники. Первыми пострадали онко­пациенты. У меня, врача с 30-летним стажем работы, новые требования вызывают одновременно возмущение и отчаяние. Кому пришло в голову устраивать проверку известным препаратам с мировой репутацией, которые российские врачи используют в своей работе уже четверть века и которые за всё это время не дали повода усомниться в своём качестве и эффективности? Во всём мире принято взаимное признание сертификатов. Ведь любая дополнительная проверка – это напрасная трата денег (которых и так не хватает для закупки этих самых импортных лекарств в связи с ростом курсов валют) и времени (которое в онкологии, особенно детской, решающий фактор: время удвоения опухоли у детей – сутки!). К тому же эта новая процедура совершенно не отработана. Зарубежные фарм­компании столкнулись с тем, что получить искомый документ сейчас негде и не у кого. Не назначена даже инстанция, которая должна проводить проверки заводов за рубежом! Пока чиновники утрясают оргвопросы, поставки жизненно важных лекарств срываются. Врачи склонны оценивать ситуацию как «принудительное импортозамещение». Если эта ситуация станет новой российской реальностью, врачам останется только информировать родителей о случившейся катастрофе. Родители маленьких пациентов, которые проходят лечение в нашем отделении, уже пишут петицию и собирают подписи в надежде, что это сможет остановить и вразумить наше правительство. Врачам остаётся только присоединиться к родителям и вместе с ними идти «на баррикады».

Маргарита БЕЛОГУРОВА, доктор медицинских наук, профессор,

завотделением онкологии ГКБ № 31 (Санкт-Петербург)


bottom of page