Знание, перо и сердце

Александр Васильевич Литвинов – доктор медицинских наук, профессор кафедры терапии, ультразвуковой и функциональной диагностики факультета дополнительного профессионального образования Смоленского государственного медицинского университета – сегодня гость «СН».

– Александр Васильевич, Вы не только профессор, но автор ряда уникальных книг. Это и два тома, посвящённые Нобелевским лауреатам по медицине, это «Медицина в художественном пространстве», это жизнеописание «Смоленский губернатор Н.П. Бороздна», надо полагать, на перечисленном не остановитесь. Почему Вас так влечёт литература? – Литературу я любил с юных лет. Когда ещё не ходил в школу, уже читал. В детстве увлекался фантастикой и на протяжении всей жизни постоянно читаю художественную литературу. Запомнилась фраза Л.Н. Толстого, на которую когда‑то обратил внимание: «Что было бы со мною, если бы я на ночь не читал два-три стихотворения?!» Я взял себе это за правило. «Посеешь привычку, пожнёшь характер», – сказал мудрец. Я придерживаюсь этого высказывания. Моя жена тоже врач, очень много читает, в два-три раза больше, чем я. Отслеживаю в стране писателей, которые появляются, интересуюсь их творчеством. Так я познакомился с Людмилой Евгеньевной Улицкой, мы переписываемся, она даже написала к моей книге «Медицина в художественном пространстве» предисловие. Меня часто спрашивают, как я так много успеваю. Отвечаю: я не могу представить, что, допустим, приехав на юг, могу лечь и загорать целый день. Занимаюсь чем‑то одним, надоедает, я оставляю это занятие и перехожу к другому. Я постоянно чем‑то занят, у меня всегда две-три книги, о которых я думаю, ещё в работе несколько статей. Это предварительная работа, так, чтобы сел и сразу написал, не могу. Каждая статья должна выстояться, дозреть. Ещё не начиная писать, чувствую, что появившимся во мне образам необходимо пожить во мне, они начинают общаться между собой, потом чувствую, что пришла пора писать, и начинаю. Я не ставил цели заниматься литературной деятельностью, что‑то писать, но, тем не менее, в Смоленске литературный журнал «Под часами» в течение пяти лет в каждом номере публикует мои рассказы или эссе. На это меня подвиг мой друг Зеан Каган, врач, литератор, прекрасный человек. Когда я читаю лекции, всегда использую художественные произведения, это делает лекции более интересными. В последнее время при чтении лекций смотрю в аудиторию, каждому в глаза и вижу, что многие не понимают, о чём говорю, когда называю имена Булгакова, Вересаева, Моэма. Я был в шоке, стал спрашивать, что они – врачи – читают. Оказалось, практически ничего не читают, как и все в наше время. Естественно, у меня возник вопрос: даёт ли сегодня высшее медицинское образование образование как таковое? Марк Твен однажды сказал: «Если врач ничего не знает, кроме медицины, значит, он плохо знает и медицину». В этом замечании я нахожу подтверждение своему взгляду на нашу профессию. Например, в Кембридже даже выходит такой журнал «Медицина и литература». Лет 15 назад заметил, американцы почувствовали, что интеллект врачей падает, и пригласили в медуниверситеты капелланов, которые стали преподавать студентам литературу. Вскоре примеру американцев последовали англичане и Европа в целом. У нас – тишина! Я пытаюсь достучаться до всех, от кого это зависит в нашей стране, что необходимо преподавать литературу в медицинских вузах России. Открываешь западноевропейские учебники по медицине и встречаешь выдержки из стихотворений, фрагменты художественной прозы, что делает предмет гораздо интересней. У нас открываешь учебник – голое перечисление тех или иных фактов. Нудно, скучно, бесперспективно. Формальная подача объективных знаний убивает их эмоциональную составляющую, да и духовную тоже. С 1985 года я работаю с врачами, читаю лекции в самых разных аудиториях. В том числе и на тему «Литература и образованность врача». Меня услышало руководство медицинского университета и уже в прошлом году, отменив ряд лекций по различным дисциплинам, поставили мои лекции о литературе и медицине. Студенты университета мне аплодировали, я понял, что совершенно прав. Необходимо будущих врачей влюбить в литературу в юном возрасте. Когда станут врачами, будет поздно. – Со студентами понятно. Немножко о Вас, как начали писать? – Где‑то лет в 20–25 писал и стихи, их печатали, но я знал им цену. Исповедовал совет А.Т. Твардовского: «Можешь не писать – не пиши!» Переждал эту ситуацию, и однажды мне захотелось писать прозу. Особенно остро я это ощутил, работая в Африке три года, с 1987 по 1989 год. – Любопытно, как Вы там оказались? – Меня вместе с женой вызвали в Министерство здравоохранения и предложили на выбор несколько стран. Работу медицинским консультантом в правительстве Монголии, должность проректора в Афганском университете, но тут наступило время вывода наших войск из страны, и тогда предложили Африку. Мы с женой дали согласие. Я руководил советской миссией, работал одновременно терапевтом, лечил холеру, брюшной тиф. Это очень интересный период в моей жизни. Было порой очень нелегко, и там я стал писать прозу, благодаря чему спадало напряжение, шло общение с каким‑то высшим началом. Тему Бога трогать не будем, но я абсолютно уверен в наличии совершенно необъяснимого. Например, Кант говорил, что доказательствами существования Бога являются звёздное небо над головой и нравственность в душах людей. Когда я стал читать английские, французские учебники по медицине, заметил отголоски моих мыслей об использовании в преподавании медицины художественной литературы. – Благодаря чему и появилась Ваша первая книга «Медицина в художественном пространстве»? – Одного французского художника спросили: «Сколько вы писали эту картину?» И он ответил: «Сколько я жил, столько и работал над ней». Когда вышла книга «Медицина в художественном пространстве», её презентация проходила в Смоленской медицинской академии. Выступил один профессор, мой бывший ученик, он сказал: «Я пошёл в пульмонологию, потому что я слушал Ваши лекции, Вы меня заразили этой сферой медицины. Помню примеры из литературы, которые Вы приводили в своих лекциях тогда, в 1979 году. Это было поразительно». Все годы я собирал папки с примерами из литературы медицинской тематики, потом уже дочь, она работает доцентом в нашем университете, предложила мне оформить собранный материал в книгу. Мы стали писать, книга – итог нашего с дочерью труда. – Как Вы вышли на сотрудничество с Нобелевским комитетом? – Меня всё время интересовали эти люди, лауреаты Нобелевской премии по медицине. Я стал собирать о них материал, в нашей стране материалов не было, и совершенно случайно более 20 лет назад купил американский двухтомник… – Американские книги на русском по этой тематике не издаются. Вы владеете английским языком? – Мой первый иностранный язык немецкий, второй – французский, я им пользовался, работая в Африке, а третий – английский, я на нём не пишу, но читаю и разговариваю, хотя всем говорю, что я английского не знаю. Мои рабочие языки – немецкий и французский. Уже в Африке я стал понемножку собирать материалы о нобелевских лауреатах по медицине. И однажды написал несколько статей по нобелевскому движению, в СССР статей по данному направлению в научной публицистике ещё не было, и одну из них я послал своему другу детства Александру Гетману – в ту пору дипломату, работавшему тогда в Швеции. Друг мою статью отдал почитать в Нобелевский комитет, я этого не знал, сижу вечером дома, вдруг раздаётся телефонный звонок, и на ломаном русском языке со мной начинает говорить человек, представившийся исполнительным директором Нобелевского фонда Майклом Сульманом. Я решил, что друзья меня разыгрывают, но Майкл Сульман вскоре прислал мне книгу на английском языке «Лекции нобелевских лауреатов». Я стал собирать материалы, которые легли в основу первой книги «Лауреаты Нобелевской премии в области физиологии и медицины (1975–2000 годы)», написанной совместно с профессором Б.М. Ариэлем из Санкт-Петербурга. Сейчас книга находится в библиотеке Нобелевского фонда. Вот так я стал, по их мнению, ведущим экспертом по нобелевскому движению в нашей стране. В 2003 году меня пригласили в Швецию на присуждение Нобелевских премий. Я слушал лекции Нобелевских лауреатов, был на банкете у короля Швеции, для этого мне пошили фрак… Там мы сблизились с Майклом Сульманом. Если будете смотреть 10 декабря вручение Нобелевских премий, то увидите его кабинет, где есть часы из Смоленска в виде известного всем смолянам памятника М.И. Кутузову. Это мой подарок. Когда тогдашний мэр Смоленска И.А. Аверченков узнал, что я еду на вручение Нобелевских премий, то пригласил меня и сказал: «Я тебе дам сувенир от Смоленска Нобелевскому комитету». Вот каким образом часы из Смоленска оказались в кабинете исполнительного директора Нобелевского фонда, где и стоят по сей день. Отработав тему нобелевских лауреатов, я занялся композитором Триодиным, автором первой советской оперы «Князь Серебряный». В 1920 году он работал преподавателем анатомии в нашем институте, создавал его. Изучению этой личности, сбору материалов посвятил четыре года. Вёл переписку с архивами, искал его произведения. В 1945 году Триодина вместе с другими композиторами вызывал Сталин, мол, война заканчивается, пишите что‑то большое и серьёзное. Триодин написал много музыкальных произведений, в 1950 году умер от туберкулёза. В Смоленске он появился после женитьбы на медицинской сестре из Смоленска из рода Ромейко-Гурко, с которой познакомился в 1914 году на войне. В 1920 году в Смоленске он открывал анатомический музей, преподавал анатомию и одновременно занимался музыкой. В 1922 году написал оперу «Князь Серебряный». Когда мы вместе с профессором В.А. Глотовым заинтересовались его судьбой, то оказалось, что всё его творчество забыто. В переписке с архивами мне удалось поднять многие вещи, в результате мы получили партитуру музыки к фильму «Иван Павлов», долго искал и всё-таки нашёл его праздничную увертюру для симфонического оркестра. Хотел сделать её визитной карточкой Смоленского медицинского университета. Когда мы получили ноты этого произведения, я написал письмо Спивакову и попросил хоть наиграть это произведение. И вдруг жена говорит: «Я оперировала артистку из оркестра Дубровского, почему бы тебе не поговорить с её помощью с его дирижёром?» Так я познакомился с Н.Н. Степановым, учеником В.П. Дубровского, руководившим в то время оркестром. Когда он посмотрел партитуру, заплакал и сказал: «Бог на свете есть! Нам уже нечего играть, а здесь такое!» И в октябре 2013 года сезон оркестра имени Дубровского открылся произведениями Триодина. Начался концерт с праздничной увертюры, я плакал прямо в зале. Потрясающая музыка. Я нашёл родственников Триодина, приехала его внучка с своим сыном из Москвы, съездили, посмотрели Рай, где находилось их имение… Впечатлений было много. Спасибо ректору нашего университета И.В. Отвагину, который помогал во всём. – Если Вы не против, сменим тему. Скажите, Вас не тревожит врачебная этика сегодняшнего образца? – Если говорить вкратце, сегодня происходит обездушивание медицины. На смену душевному отношению к больному пришла коммерциализация их отношений. Но смотрите, что происходит: сегодня нет медицинской помощи, мы говорим «медицинские услуги», сегодня нет больных, есть «пациенты». Большой вред медицине принесли предшествующие министры здравоохранения, они превратили медицину в бизнес и совершенно обездушили. Выработали стандарты обследования и лечения больных. Со времён Гиппократа в медицине главенствовала заповедь: «Лечить нужно не болезнь, а больного человека». А нынешние подходы и стандарты диктуют обратное – лечить болезнь. Стандарт обследований и лечебных услуг ограничен. У человека пневмония, ему оказывают соответствующий объём услуг, а то, что у него нет ноги или он страдает сахарным диабетом, во внимание зачастую не принимается. Работа врача уподоблена известному конвейеру Тейлора, на приём больного даётся минимальное количество времени, за это время нужно осмотреть больного, выписать рецепты и заполнить немыслимое количество бланков… О каком качестве диагностики можно говорить?! Врачи увольняются, не могут работать в таких условиях. Недавно встретил свою однокурсницу, которая работает в стационаре города, у неё высшая врачебная категория, спросил про зарплату, отвечает: «Получаю 8 тысяч рублей». К счастью, она уже на пенсии, может прожить, а как быть начинающим врачам? В Калуге читал лекцию, передо мной сидело 70 врачей, я спросил: «Поднимите, пожалуйста, руки те, чьи дети пойдут в медицину». Было поднято 4 руки со всего зала. Есть такое понятие – «синдром эмоционального выгорания», на фоне сложившейся ситуации в медицине идёт выгорание медицинского персонала. Человек замыкается в себе, теряет качества, присущие врачу: душевность, внимательность, ему некогда их проявлять! Кстати, сегодня в прессе прочитал, что средняя заработная плата врачей по Москве составила 76 тысяч 640 рублей! Как можно такое комментировать в Смоленске? – Остаётся надеяться на перемены. До новых встреч!

Александр БЕРЕЗНЕВ