Русское застолье и спиртное в языке

Отношение к предмету в языке обязательно бывает отражено либо прямо, либо косвенно

Пословицы «Вино вину творит», «Невинно вино, а виновато пьянство» и масса других говорят сами за себя. Царя Петра Великого по праву можно было бы считать первым бытописателем русского застолья, точнее, пьянства до беспамятства. Но сама традиция санкционированного государством «веселия пити» зафиксирована раньше – по крайней мере во времена Ивана Грозного. После взятия Казани на Руси появились первые царевы кабаки. Один из них, и не где‑нибудь, а в Кремле, носил издевательское название Неугасимая свеча. Единственной целью этих заведений было извлечение прибыли. Посетителей нужно было быстрее напоить, желательно в стельку. И поэтому долгое время запрещалось к спиртному подавать хоть какую‑то закуску. Не отсюда ли традиция на бутылку водки один соленый огурец, после первой не закусывать или не закусывать вообще? Кабак в переносном смысле – это бедлам, беспорядок, безобразие, нечистота. Всё логично. Но оценочных синонимов практически нет – так, мягкая ирония: погребок, рестик, шалман. С чего бы это? Зато среди них есть любопытное выражение Иван Ёлкин. Так называли кабак до революции, потому что на крыше или рядом с этими питейными заведениями ставили елки. Это было нечто вроде эмблемы, как красный крест на машине скорой помощи. Возникло сокращенное наименование елка и выражение заглянуть или сходить под елку. Это не то, что вы подумали, – это значит сходить в кабак: «Последний, казалось, успел уже ни свет ни заря заглянуть под елку и был сильно навеселе» (Д.В. Григорович). А еще бытовало выражение упасть под елкой (напиться в кабаке до потери сознания) и пословица: «Елка чище метлы дом подметет». Сделал же елку опознавательным знаком кабака предположительно Петр Первый. Но сам того не ведая. Это он учредил празднование Нового года в ночь на первое января и постановил: каждому хотя по древцу или ветви на вороты или над храминою своей поставить. После его смерти о елках на Новый год забыли вплоть до XIX века, и только кабаки упорно продолжали ставить их на первое января и до следующего праздника. Представьте, что это было за безобразие уже к весне. И ведь не убирали. Возможно, в этом была ирония судьбы. У древних славян ель была одним из символов смерти. А что еще, кроме погибели, может принести пристрастие сходить под елку и потом упасть под елкой в прямом и переносном смысле? Так и сложился стереотип русского безбашенного пьянства без всякого чувства меры. Но, все же, убеждение в том, что нет меры хмелю русскому (Н.А. Некрасов) – это, как у любого стереотипа, и преувеличение, и упрощение, и не совсем правомерное обобщение. Основными были другие народные традиции.

Кто придумал фуршет и что такое Навуходоносор?

Этнограф XIX века И.Г. Прыжов в книге с красноречивым названием «Очерки истории кабачества» пишет: «На пирах, на праздниках, при обрядах свадебных и погребальных народ пил свои исстаринные напитки – брагу, пиво, квас и бархатный мед, каждая семья непременно варила хмельную бражку… Вообще, все пили питье домашнее, почти даровое, здоровое». Были свои традиции потребления спиртного у привилегированных классов. «Перед обедом водку пить // Не ставит в грех обычай русский», – пишет поэт В. Филимонов, современник А.С. Пушкина, в поэме «Обед». Действительно, крепкие напитки выпивали в основном до обеда. А чем и как закусывали! Эта традиция потрясала иностранцев не хуже русской бани. Так, А. де Кюстин в книге «Николаевская Россия» пишет: «На Севере принято перед основною трапезой подавать какое‑нибудь легкое кушанье (…) Это предварительное угощение (…) служит для возбуждения аппетита и называется по-русски, если только я не ослышался, закуска. Слуги подают на подносах тарелочки со свежею икрой, с копченою рыбой, сыром, мясом, печением, сладким и несладким; подают также горькие настойки, вермут, французскую водку, венгерское вино…» К французской водке мы еще вернемся, но интересно, что А. де Кюстин пишет дальше: «всё это едят и пьют стоя, прохаживаясь по комнате…» Эту часть трапезы он назвал закуской. Точнее она называлась закусочный стол. Не напоминает ли это описание современный фуршет? И ведь считается, что это мы у заграницы научились есть холодные закуски стоя, что было это в начале 1990-х годов прошлого века и что тогда же пришло в русский язык и это французское слово. Только на фуршете поеданием закусок встоячую всё и начинается, и заканчивается. А русская трапеза – это же мечта гурмана, почитайте поэму Филимонова «Обед». Так вот, после русского закусочного стола гости плавно перетекали в столовую, «Где с хреном кушали паштет, // Где пирамида из котлет // Была усыпана корицей, // Где поросенок с чечевицей // Стоял, обвитый в колбасах…» Впрочем, стоп. Пожалеем себя… Теперь несколько слов о том, что и как пили. Каждая уважающая себя дворянская или купеческая семья сама делала спиртное на травах, плодах, кореньях по рецептам, которые передавались из поколения в поколение. И получались божественные напитки. Были водки, настойки, наливки на все буквы алфавита: анисовая, березовая, вишневая, грушевая, дынная, ежевичная, желудевая… Не было водок разве только на Ъ и Ь знаки, еще на Й. Были и традиции их потребления. Похоже, что многие из них необратимо исчезли. Вот одна из любимых застольных забав русских помещиков: кто‑то задумывал слово, в бокал наливал по две капели настоек на каждую его букву, а партнер должен был по вкусу коктейля угадать это слово. Слова разные, в зависимости от квалификации играющих, например Навуходоносор. Тринадцать букв. Мощно, если это не легенда. Кто‑нибудь из современных дегустаторов угадает по составу купажа слово длиной хоть вполовину этого?

Как водка была микстурой, коньяк водкой, а пиво водой

Теперь несколько интересных историй об эволюции названий. Чем больше изучаешь вино-коньячно-водочную терминологию, тем больше становится понятно, что ничего на самом деле не понятно. Возьмем, например, самое русское слово «водка». В 70-х годах прошлого века у нас был даже экспортный слоган: «Настоящая водка – водка из России». И крепость ее – 40, не больше и не меньше, научно обосновал Д.И. Менделеев. Это знают в России все от мала до велика. Но специалисты подвергают сомнению русскость не только самой водки, но даже и ее наименования. Сначала о происхождении слова. Отечественная версия сводится к тому, что полное народной любви название водка образовано от слова вода с уменьшительным суффиксом -к-. Как рука – ручка, нога – ножка. Больше нежности только в слове водочка. Эта версия находит подтверждение у В.И. Даля в статье «Вода»: …умалит. водица, водичка; водка, водонька, водочка костр. Как видим, В.И. Даль, как и большинство наших предков и современников, считает слова водка и водочка производными воды. Согласно менее известной, импортной версии, слово водка польское. А там оно возникло из латинского названия aqua vitae. Поначалу у нас образовалось что‑то вроде aquavitka, а потом votka. Так слово и перекочевало в Россию. И, как положено, в первую очередь изменило латинскую графику на кириллицу. Таким образом начался обычный путь ассимиляции водки в русском языке. И писали его первое время то через Т – воТка, как в языке-источнике, то через Д – воДка, как сейчас. И это свидетельство того, что в российском языковом сознании оно стало ассоциироваться с водой. Теперь о самом напитке. Аqua vitae – в переводе с латыни значит «живая вода». В приложении к водке звучит как насмешка. Но это сейчас. И понятно почему. А в XVI веке, когда слово водка/вотка было зафиксировано в письменных источниках, его знали только аптекари, они же ее гнали и на ее основе делали всякие микстуры и настойки. Вот что читаем в Новгородских летописях: «Вели государь мне дать для моей головной болезни из своей государской оптеки водок… свороборинной, финиколевой». Так что поначалу эта вода истинно была живой. Собственно, традиция настаивать на ней всякие снадобья сохранилась до сих пор, только называют их настойками. А еще в XIX веке они были водками: «Вот это, – говорила она, снимая пробку с графина, – водка, настоянная на шалфее. Если у кого болят лопатки или поясница, то очень помогает», – так потчевала гостей хлебосольная, добродушная Пульхерия Ивановна, героиня повести Н.В. Гоголя «Старосветские помещики». Как вы понимаете, в России аптечной микстурой водка пробыла недолго. Уже в XVII веке слово начинает обозначать спиртные напитки различной крепости, полученные методом перегонки и настоянные на пряных травах. А борьба с зеленым змием завершилась нашей безоговорочной капитуляцией. И языковое свидетельство этому – не только наименования типа упасть под елкой, но и сама водка, которая делалась, как лекарство от чего бы вы думали? От пьянства. И для этого настаивали ее на … тараканах. Интересно, кому‑нибудь это снадобье помогло? Почти все сорта водки делали из традиционного российского сырья – зерна. Но была французская водка. Ее делали из винограда. Цитирую один из рецептов: «Французская водка получается из виноградного сока, подвергнутого перегонке». А знаете, что такое коньяк по классификации позапрошлого века? Опять цитирую: «Лучший сорт французской водки называется коньяк». Поистине удивительное рядом: водка была аптечной микстурой, а коньяк – водкой… Превращения происходит и со значением термина водка. Поначалу так называли спиртные напитки, получаемые методом перегонки, чаще в домашних условиях. Точно так же получают, скажем, виски, кальвадос. Но государство стремилось ввести монополию на производство и торговлю спиртным. В том числе и с помощью терминологии. И после февральской революции как инструмент борьбы власти с домашним винокурением используется определение самогонный. Закрепляется понятие самогонная водка, самогонный спирт. Есенин пишет: «Ах, сегодня так весело россам, // Самогонного спирта – река. // Гармонист с провалившимся носом // Им про Волгу поет и про Чека». Вскоре самогонная водка превращается в самогон, самогонку. А в языке появляется противопоставление водка – продукт государственных ликеро-водочных заводов и самогон – домашнее спиртное.

Татьяна СУРИКОВА