Авангард Леонтьев: «Мечтаю выступить в Смоленске»

Гостем очередного выпуска авторской программы Сергея Новикова «Диалоги» (совместный проект газеты «Смоленские новости» и телекомпании «Феникс») стал народный артист России, лауреат Государственной премии РФ, ведущий артист МХТ имени Чехова Авангард Леонтьев. Предлагаем вашему вниманию газетный вариант этой беседы.

– Здравствуйте, Авангард Николаевич. – Здравствуйте. – Я приветствую Вас в программе «Диалоги». Спасибо, что нашли время. Думаю, каждый второй журналист начинает беседу с Вами с вопроса: откуда такое редкое имя? Но я‑то знаю, откуда – Вас назвали в честь Вашего старшего брата, погибшего в 1943 году. Большая разница – он с 1924 года, Вы – с 1947‑го. Ваши родители просто герои – поставили такую цель, и родились Вы. – Да, моя мама – героиня, она родила меня в 43 года. А брат родился в 1924 году, когда в ходу были новые веяния, новые мечты. И новые имена – Октябрина, Ноябрина, Индустрия… – И это еще не самые экзотичные, было, например, такое имя, как Электрификация… – Да, так что Авангард – это еще по-божески. – В переводе с французского «авангард» – это передовой отряд и вообще всё, что связано со словом «впереди». Вы такую цель по жизни ставили себе – быть всегда впереди? – Нет. Впрочем, не так я сказал – у меня не получилось. Я ставил, я думал, что я буду как Станиславский. – Но Вы же не видели актера Станиславского. – Да, но я подозреваю, что он играл лучше, чем я (смеется). – Надо сказать, замах у Вас был большой, ведь это небывалый случай, когда ректор школы-студии МХАТ спрашивает у выпускника, в каком театре он хочет служить. Но именно так с Вами и было. – Правильно. Вениамин Захарович Радомысленский спросил: «Дорогой мой, в каком театре Вы хотели бы работать?». Даже тогда, еще будучи идиотом, я, тем не менее, понял, что это неординарная ситуация. Я ответил так же неординарно – назвал лучший на тот момент театр, с моей точки зрения, – «Современник». Не МХАТ, что он, наверное, ожидал услышать. – Сейчас, по прошествии стольких лет, Вы понимаете, почему он Вас так отличил от других? – Я хорошо учился, я очень послушный, меня мама так воспитала, чтобы слушаться учителей. Наверное, эти качества импонировали ему. Но и потом я всё-таки на дипломе сыграл царя Федора Иоановича. А потом сцену из этого спектакля показывал в «Современнике» Олегу Ефремову и всей труппе. – Более 30 лет Вы там проработали, сыграли огромное количество прекрасных ролей, а потом ушли во МХАТ по просьбе Олега Павловича Табакова. Никогда не пожалели об этом? – Нет, не пожалел. Самую пиковую свою фазу я прошел в «Современнике» еще до того, как ушел, то есть уже позади были роли, которые обеспечивали мой рост. А потом таких ролей стало меньше. Да и возраст… Молодым должны мы уступать, а в любой пьесе ролей молодых и ниже среднего возраста всегда больше, чем выше среднего. Так что сейчас я в таком периоде, когда нет смысла жаловаться на руководство, на судьбу. А уж мне и вовсе грех: моя судьба актерская сложилась удачно, я везунчик, можно сказать. Хотя, знаете, артистам ведь всегда мало, вот кого не спроси, все скажут: я очень хочу играть и играть. – Вы ведь и очень известный театральный педагог. Среди Ваших учеников Владимир Машков, Евгений Миронов, Марина Зудина, Елена Майорова – царство ей небесное – и многие другие. Но сейчас, насколько я знаю, Вы не преподаете. Что случилось? – Не преподаю. Очень много времени занимает подготовка новых литературных программ. Сейчас делаю четвертую за последние годы. В моем возрасте текст учится трудно, и совсем другое время затрачивается на его зубрежку. А потом ты уже должен обрести в нем свободу, выразительность и так далее – это большая работа. Но мне хочется и мне нравится выступать, понимаете? Выс-ту-пать! А что касается театра, то, как я уже сказал, у меня была счастливая дорога. Я работал с прекрасными режиссерами – Ефремовым, Волчек, Товстоноговым, Фокиным, Виктюком, Серебрениковым, а в кино – с Никитой Михалковым, Михаилом Швейцером, Александром Орловым. – Я читал восторженные отзывы о Вас Никиты Михалкова: очень талантливый, профес­сиональный, очень порядочный человек – так он Вас характеризовал. И даже пригласил в свой фильм «12», но не в качестве актера, а в качестве человека, который смотрел бы за его игрой со стороны и давал бы ему профессиональные советы, как исполнять одну из главных ролей в фильме. – Да, был такой опыт. – Как Вы оцениваете эту фигуру? Никита Михалков – режиссер и Никита Михалков – человек – это в восприятии многих, и в моем тоже, разные величины. И так как его любят как режиссера, так же его ненавидят как человека и общественного деятеля. – Я Никиту люблю, и это приятие его возникло еще тогда, когда он делал первые шаги в искусстве, – с «Я шагаю по Москве». Он мне очень нравится как актер, и он не увядает как актер с годами. Он еще не доиграл, на мой взгляд, он еще не до раскрыт, но то, что он делает, он делает замечательно. Я как‑то сразу влюбился в его талант, в актерский прежде всего. А потом он вдруг снял «Свой среди чужих, чужой среди своих» – замечательный фильм с замечательными актерскими работами. А я тогда работал в «Современнике» с Костей Райкиным и Юрием Богатыревым, которые снимались в этом фильме, – так они были в фантастическом восторге от того, как Никита себя ведет на съемочной площадке и за её пределами, что он творит ради фильма. – А за пределами творчества? – Вы знаете, я думаю, что художника надо всё же оценивать по его творчеству. Я снимался в последнем его фильме «Солнечный удар» и видел, что он такой же на съемочной площадке, как и сорок лет назад, он вызывает такой же восторг тем, как он умеет снимать. Как он потом смонтирует – это уже другой вопрос, вот там уже вступают в силу какие‑то его убеждения, которые не все могут разделять. Вот он иногда становится таким проповедникам. Это его сторона не производит на меня такого впечатления, как его художественная составляющая, хотя я понимаю его пафос, понимаю откуда это идет – он верит больше чем нужно в то, что он может повлиять публикациями своих взглядов, убеждений… – …да там целые программы, как нам жить. – Да… Мне бы хотелось, чтобы Никита больше снимал или сам снимался. Мне кажется, ничто так не влияет на аудиторию, как вот эти его проявления. – Авангард Николаевич, а Вы до сих пор верите, что театр может изменить человека к лучшему? – Да! Да! Переделать кого‑то в театре, конечно, трудно, но что‑то всё-таки цепляет зрителя, ну почти каждого, кто доходит до театра. Женщины уж точно получают от театра вдохновение для жизни, заряд оптимизма. Женщины – замечательные зрители, и их же 70 процентов. А мужики, которых эти женщины привели, они – кто спит, кто терпит, кто в антракте стаканчик примет. – Это обидно? – Нет, просто такова психология мужская. Но и они, и особенно, повторюсь, женщины всё же что‑то получают от театра, они может не переделываются, но о чем то начинают задумываться, о чем раньше не думали. Театр способен немножко переформатировать сознание – ну чуть-чуть, ну может на капельку. – Как далеко простирается Ваше согласие на осовременивание пьес, на все эти изыски режиссерские? – Я думаю, это всё возможно. Ведь пьесу можно прочитать глазами дома или в библиотеке и почувствовать её прелесть, но театр – это другое. «Вот как вы посмели исказить? Какое кощунство!». Да нет никакого кощунства! Просто талантливый человек может показать пьесу с совершенно неожиданной стороны – с той стороны, которую вы при чтении не увидели, не почувствовали в силу разных причин, а режиссер открыл вам это. Но это если талантливый режиссер. А масса таких, которые начинают демонтировать смысл, городить какие‑то свои «месседжи», которые к этой пьесе не имеют никакого отношения. И в результате – да, мы твой «месседж» услышали, жалко, очень длинно, можно было до антракта уложиться, а пьеса осталась за бортом. Вот так часто бывает. – А есть режиссеры сегодня, которые могут пройти по этой тонкой грани? – Конечно. Например, Кирилл Серебренников. Его обвиняют в радикализме, а он просто ставит классику на современный лад. И одеты там все по-современному. Но дело не в этом. Он пытается найти в сегодняшнем дне точки соприкосновения с мыслями автора, но чтобы это были болевые точки сегодняшнего дня. К этому призывал и Товстоногов. Серебренников это делает, не теряя никогда уважения к автору, не теряя смысла пьесы. – Я часто задаю этот вопрос людям Вашей профессии. Вот слушают нас сейчас юноши и девушки, которые очень хотят в артисты. Что Вы им скажете? От чего предостережете? – Если у человека есть талант, он будет его мучить: пойди в артисты, не зарывай меня в землю. И человек будет мучиться, если не пойдет. И вот пошел. Там он встретится с огромными трудностями. Это будет драма уязвленного самолюбия – сначала массовки – ну ладно, но потом долго массовки и ничего более, потому что режиссер его «не видит». И Иванов не видит, и Сидоров не видит, и никто вообще. Всё – ты завял. Боже мой, сколько таких было на моем веку! Они всю жизнь в театре, потому что они его любят, а он их нет. Так что лучше не идите. Если есть возможность, не мучаясь, не идти в артисты, то и не надо. – Авангард Николаевич, Вы заметили, что у нас главные режиссеры всех основных театров – Табаков, Волчек, Ширвиндт, Доронина, Захаров, Соломин – это всё люди, которым уже за 80? Вы как этот факт оцениваете? – Хорошо оцениваю. Всё дело в том, что их трудно заменить, потому что кроме дарования, они еще обладают чувством высочайшей ответственности. А сегодня таких найти среди молодых очень сложно, никто не хочет эту лямку тянуть. Надо Леонтьеву дать роль, надо Сидорова не обидеть, а то будет косо смотреть. А что я им дам? А этот отпрашивается на съемки, а эта уходит в декрет. Тысяча проблем, которые нужно решать каждый день. А ведь, если он и сам актер, то еще и играть хочется. Это тяжелый крест. Так что надо им поклониться – это редкие люди. – Олег Павлович Табаков не Вам МХТ оставит? – Нет, не мне. Олег Павлович говорил о преемнике несколько лет назад, но мы ему сказали, что не надо этого делать, мы не хотим, чтобы он уходил. Ну слишком много от него зависит, он слишком креативен, чтобы его лишаться. И кажется убедили. Он нашел свой внутренний баланс – руководит, работает и играет по десять спектаклей в месяц. – В чем Ваш, Авангард Николаевич, внутренний баланс сегодня? Где Вы его находите? – Он в том, что мне очень хочется выступать. Знаете, я полтора года назад приехал специально посмотреть Смоленск и был очарован городом. Посмотрел квартиру Твардовского, художественную галерею, музей Коненкова и прекрасный памятник Федору Коню работы Олега Комова. Я очень люблю этого скульптора. Очаровательный, уютный город, понимаешь, что такого города больше нет нигде. И зашел я, кстати, в филармонию, представился директору и попросил, чтобы спланировали мой литературный концерт. Я бы с удовольствием выступил в этом прекрасном старинном зале. Но пока, к сожалению, приглашения не получил. Но надеюсь. Я баланс нахожу, мечтая. Вот мечтаю, что меня пригласят в Смоленск. Очень благодарен кинофестивалю «Золотой Феникс», тем, кто меня пригласил выступить здесь со своим авторским вечером. Я очень люблю выступать – лет с трех. Меня хлебом не корми, дай повыступать. – Я вспоминаю Вашу прекрасную роль в фильме Швейцера «Маленькие трагедии», где Вы играли Соломона в новелле «Скупой рыцарь». Там Вы произносите эту во многих ситуациях и для многих спасительную фразу – «Дни наши сочтены не нами»… – Цвел юноша вечор, А нынче помер. И вот его четыре старика На сгорбленных плечах несут в могилу. Да, мне кажется я научился ценить жизнь. Вот встанешь утром, зуб болит, настроение неважное, выходишь на улицу – а день‑то прекрасный, а люди какие красивые навстречу. Эх, хороша жизнь! А что бояться смерти? «Дни наши сочтены не нами». – Спасибо, Авангард Николаевич. Я желаю Вам успехов и сегодня, и завтра, и думаю, выражу желание многих смолян снова увидеть Вас в нашем городе с новой литературной программой. – Очень надеюсь на это. Спасибо Вам большое, очень приятно было побеседовать.