Катынский мемориал: верить документам!
Уникальное историко-культурное учреждение отметило 15-летний юбилей
Сегодня гости «СН» – директор мемориального комплекса «КАТЫНЬ» Владимир Теслин и старший научный сотрудник Галина Андреенкова.
В.Т. – Мемориальный комплекс «Катынь» был построен к 28 июля 2000 года. Польское военное кладбище было обустроено в полном объёме. На российской части облагорожены могилы, которые были обозначены как могилы репрессированных советских граждан, а также оборудованы две ритуальные площадки. Вторая очередь мемориала – «Дорога в никуда» – это пандус из стекла и бетона, который должен был оканчиваться над Днепром стеклянным куполом, в результате получалось вверху небо, внизу под ногами – Днепр. Также планировалось создание музейно-выставочного комплекса в бывшем гостевом доме. Так вот, вторую очередь не построили. И через 15 лет возврата к данной части проекта нет. Но мемориальный комплекс динамично развивался. Возведён небольшой выставочный центр в виде ангара, в котором расположена экспозиция «1937 год», создана экспозиция «ГУЛАГ на колесах», в основе которой – вагон той поры, именно в таких перевозили репрессированных и ссыльных. Развивалась материальная база. Построен сувенирный павильон, вагончик под фондохранилище, то есть динамичное развитие мемориального комплекса продолжалось, но всё это маленькие шажки. С другой стороны, мы остались без административного здания, у нас нет стационарного фондохранилища. Нет экспозиционной площади, где могли бы представлять выставки на том материале, который получаем, работая в архивах, выезжая в экспедиции, беседуя с родственниками репрессированных. Могли бы шире представить экспонаты, которые нам передают те, кто ещё помнит о тех событиях. Поэтому на уровне министра культуры Мединского решено построить на российской части музейно-выставочный комплекс с административным зданием и выставочным залом площадью 300 квадратных метров. Где и мультимедийными технологиями, и обычными экспонатами мы покажем историю жертв войн и репрессий ХХ столетия от 1918 года вплоть до 60-х годов прошлого века.
– Предполагается ли проведение эксгумационных исследований российской части захоронений?
– Нет, они просто невозможны по той причине, что всем этим захоронениям от 70 до 100 лет. Сегодня эксгумационные работы, если их даже и проводить, ничего нового не привнесут, так как нет паспортных данных здесь покоящихся жертв. Проведённое зондирование показывает, где покоятся российские жертвы репрессий.
– Намерена ли польская сторона исследовать могилу № 9, найденную случайно в 2000 году при строительстве водонапорной башни?
– Никакой могилы № 9 нет, и польская сторона об этом знает. Польша ищет недостающее число офицерских останков из 21 тысячи военнопленных польских офицеров, которые находились на территории СССР (неизвестно, где еще захоронены 3 тысячи из общего числа). Когда строили водонапорную башню, там нашли останки костей, которые никакого отношения к польским захоронениям, я думаю, не имеют. На польской стороне было семь ям смерти в одном месте и ещё одна в отдалении, она была вскрыта, я присутствовал на этих работах, яма № 8 была абсолютно пустая, засыпанная песком, пробовали искать рядом вправо-влево, находили останки граждан совсем иных периодов. Что и отмечено в отчёте экспедиции польского профессора Марьяна Глосека. Там вокруг находились российские захоронения более ранних периодов, не имеющие отношения к захоронениям польских офицеров. Если польская сторона пожелает исследовать это захоронение, мы сделаем для этого всё от нас зависящее. У них данные по 8 ямам смерти есть, проведённую исследовательскую работу польская сторона считает законченной в полном объёме.
– Предполагаемое строительство российской части мемориала предполагает обустройство более 280 российских захоронений в Долине смерти, которая находится за ныне существующей оградой мемориала? Будут ли исследоваться эти наши захоронения?
– Долина смерти и её захоронения – это наша территория, существующая ограда –это лишь часть мемориального комплекса. Мы предполагаем какое‑то минимальное благоустройство Долины смерти, например, проложить дорожки, но каким‑то образом монументально увековечить память там захороненных – таких предположений пока нет.
– За минувшие 15 лет мемориал посетили сотни тысяч людей самых разных национальностей. Но бывают ли здесь маститые историки, и каково их отношение к мемориалу?
Г.А. – Да, бывают. К нам приезжает много групп различных историков различных рангов: из университетов, институтов, а вот в прошлом году приезжали делегация из РАН во главе с академиком РАН А.О. Чубарьяном. Они ознакомились с мемориалом, поговорили мы о причинах расстрела польских офицеров. Кроме того, каждое лето проводятся раскопки Гнёздовских курганов и к нам приезжают студенты и их преподаватели, участвующие в раскопках. Недавно приезжали профессора из Англии и Голландии, они были восхищены самой экскурсией, тем, как подаётся материал, самим мемориалом, отношением к захоронениям.
– Высказывались ли историками, в том числе из РАН, какие‑либо сомнения в происшедшей здесь трагедии?
Г.А.– Нет. Все придерживаются официальной, государственной версии здесь происшедшего, именно того, что польские граждане были расстреляны в 1940 году. Бывают дискуссии о мотивации расстрелов польских офицеров. О том, что нет одной причины, есть их совокупность, и суть дискуссий в том, какому предположению отдать большее предпочтение.
– Мой вопрос не случаен. 1 июля в Смоленске проходила конференция, или круглый стол, с приглашением историков, которые все как один высказывали сомнения в причастности НКВД к расстрелу польских офицеров. А заместитель губернатора Смоленской области Н.М. Кузнецов вообще высказал удивление по поводу самого существования мемориала. Растерянности не испытываете? Ваше отношение к подобным высказываниям.
Г.А. – Растерянности мы не испытываем, поскольку работаем с документами, с архивами, в том числе и московскими, сами видели документы, свидетельствующие о том, что именно органы НКВД весной 1940 года расстреляли в Катынском лесу польских офицеров. Люди, которые называют себя учёными и проводят подобные круглые столы, всё время ссылаются на заключение комиссии Бурденко, других доводов у них нет. Но есть официальные документы, копии которых переданы польской стороне – более миллиона страниц, – полностью опровергающие выводы Бурденко. Эти, с позволения сказать, историки ничего подобного предоставить не могут. Они таких документов не читали или не пожелали с ними познакомиться. Ничего, кроме выводов комиссии Бурденко, против миллионов страниц архивных документов у них нет. Товарищи не могут дать внятный ответ на простые вопросы. Например, известно, что польские офицеры содержались в трёх лагерях. Почему же их стали, как говорят наши оппоненты, в 1941 году перевозить из Козельска в Смоленск? Где соответствующий документ? Где документы по этим, как они говорят, особым лагерям назначения? Мы на подобных конференциях присутствовали неоднократно, но диалога никогда не получалось. Когда говорим, предъявите нам документы, которые бы опровергли государственную точку зрения, хотя бы укажите причину, по которой офицеров перевезли из Козельска в Смоленск, ведь должен быть соответствующий документ, ничего внятного сказать не могут. А ведь должны были сохраниться документы о существовании трёх этих лагерей: питание, перевозка, люди, которые обслуживали польских офицеров, – никаких документов по этим вопросам у оппонентов государственной точки зрения нет. Составленный комиссией Бурденко документ подвергся критике со стороны историков российских, польских. Заключение Главной военной прокуратуры тоже отрицательно оценивает выводы Бурденко. Но коммунисты твердят одно и то же, дескать, немцы расстреляли. Так говорить может любой и каждый. Но только на основе документов можно обсуждать конкретику этого вопроса.
– На первой площадке находится плита, под которой останки 500 советских солдат, расстрелянных гитлеровцами. Эта могила исследовалась?
Г.А.– Мы проводили архивные исследования, пытались найти свидетелей, но ничего не обнаружили. А начали с самого простого, взяли паспорт (на каждый объект культурного наследия составляется паспорт, где содержится исторический материал, в котором должны находиться ссылки на архивные документы), когда мы его открыли, ничего не нашли, кроме ссылок на научно-популярную книжку. Когда её прочитали, ничего об этих 500 пленных не обнаружили. Сама формулировка на этой плите, где читаем: «расстреляны в мае 1943 года», ошибочна. Потому что в мае 1943 года в Катынском лесу проходили масштабные эксгумационные работы и проводить масштабные расстрелы немцы там не могли, ведь работали несколько комиссий. В том числе польская, международного Красного Креста. Никаких свидетельств расстрела советских военнопленных в Катынском лесу нет.
– Почему бы в таком случае не предоставить возможность нашим поисковикам исследовать данное захоронение?
В.Т. – Под этой плитой захоронений нет, это установлено точно. Когда вели строительные, земляные работы, останков под ней не обнаружили. Предварительно произвели зондирование, ничего не нашли. Многочисленные человеческие останки находили в других местах. Сегодня мы, не изучив соответствующих материалов – как подтверждающих расстрел советских военнопленных, так и опровергающих его, – не можем говорить, есть ли или нет в Козьих горах место расстрела советских военнопленных. Когда проводилась эксгумация в 1943 году, за которой наблюдала комиссия из международного Красного Креста, наши военнопленные использовались на земляных работах, от 20 до 25 человек. Не исключено, что те, кто работать уже не мог, были расстреляны, но документально факта расстрела большого числа военнопленных не зафиксировано.
Г.А. – Когда поднимается вопрос об устранении этой могилы, мы категорически против. Это место сложилось исторически. Данная плита – это тоже памятник истории, советской истории. И что‑либо убирать мы не имеем права. Памятник был установлен ещё до постройки мемориала, убирать его сегодня считаю просто кощунством. Это объект культурного наследия. Если кто‑то докажет, что в Козьих Горах нет захоронений советских военнопленных, тогда вопрос можно рассматривать. Но территория этого леса – 97 гектаров, захоронений много, могут среди них быть и военнопленные, данная плита сегодня символична, под нею нет захоронений, но отрицать их наличие в Козьих Горах никто сегодня не может.
– Каковы перспективы мемориального комплекса? Он пользуется поддержкой федеральных властей, губернатора области или находится в неопределённом состоянии?
В.Т. – Всё очень определённо. Мы государственное учреждение федерального уровня, получаем финансирование на содержание мемориала, на научную, экспедиционную работу, какого‑либо отрицания значимости нашего мемориала ни на уровне губернатора, ни на уровне федеральных структур не замечаем. Всё стабильно, работаем.
– Несколько слов о проведённой за эти 15 лет научно-исследовательской работе.
Г.А. – Когда мемориал открылся, у нас были только могилы. За это время мы изучили огромный массив документов. Российская часть мемориала – политическая история Смоленщины, начиная с 1918 года, плюс история польских офицеров. Эти направления расходятся в разные стороны, но переплетаются, совершенно разные истории и одновременно одна. В этом сложность нашей работы. Приходится исследовать оба направления. Большое спасибо нашим государственным архивам, они нам очень помогают, сотрудничаем и с архивом УФСБ. Массовые расстрелы на Смоленщине начались в 1928 году, но еще в 1924 году появилась инструкция, как хоронить расстрелянных: могилы сравнивать с землёй, не оставляя никаких примет захоронений. Расстрелы проводить не публично и родственникам ничего не сообщать о расстреле. Например, в архиве УФСБ мы ознакомиться с личным делом репрессированного не имеем права, поскольку не состоим с ним в родственных отношениях. Приходится договариваться с родственниками, чтобы обращались в архив, либо они сами предоставляют нам материалы, что‑то рассказывая. Это очень важная сторона нашей деятельности, поскольку воспоминания могут передать такие детали, которых в архивных документах просто не может быть. Вот сейчас наш сотрудник идёт в архив УФСБ, чтобы ознакомиться с расстрельными списками за 1938 год, которые вот только рассекретили. Работа ведётся большая, сложная, она отражается в выставках мемориала и в его изданиях. Это «Вестник Катынского мемориала» и сборник «Дорогами памяти».
– Благодарю вас за интервью.
Александр БЕРЕЗНЕВ