Андрей Макаревич: «Всё те же грабли…»

Народный артист России о себе и о сегодняшней ситуации в стране

– Ваша цитата: «Мразь всегда жила и живет среди людей, внутри людей. И чтобы она вдруг в одночасье заполнила пространство, совсем не обязательно ее вызывать – достаточно тихонько позволить. Это вам любой священник скажет, любой настоящий священник». Получается, что эта мразь в нашем народе была уже в избытке, если сейчас так поперла?

– Думаю, что в любом народе в большей или в меньшей степени это существует. Для того чтобы разбудить это дело, в одном случае, наверное, нужно больше усилий, в другом меньше. В нашем случае усилий потребовалось немного, потому что, к большому сожалению, люди у нас свободными так и не стали, и станут очень нескоро. Поэтому им очень легко задурить голову. Свободного человека зазомбировать невозможно, потому что он всё подвергает собственной персональной оценке. А эти нет. Так обстоят дела. Можно сколько угодно расстраиваться по этому поводу, но это всё равно, что расстраиваться по поводу плохой погоды, она от этого не улучшится.

– Еще одно Ваше высказывание: «Давным-давно, я помню, еще Ельцин искал национальную идею, собирал интеллигентных дядей и искал, не нашел. А вот Путин нашел. В народном исполнении звучит примерно так: «Обама – чмо, американцы – пиндосы, Европа – гейропа, всех уроем». И, судя по рейтингам, работает высоко». Как Вы считаете, почему именно это подействовало на электорат? Потому что это примитивно?

– Потому что это примитивно, это ярко и это отвечает огромному количеству комплексов, которые живут в наших людях. Между прочим, отчасти я в этом виню демократическую нашу прессу и телевидение 90-х. Потому что на протяжении 10 лет нам с утра до ночи рассказывали, как у нас всё плохо. Я тогда еще молодому Саше Любимову говорил: «Это всё интересно. Но я так устал от негатива с утра до ночи. Я уже знаю, что надо говорить. Но сколько можно про это рассказывать? Где одна маленькая, не придуманная, а какая‑то реально хорошая новость? Ведь что‑то же происходит. Ну вот где‑то открылся хлебозавод, например. Ерунда, но позитив. Он говорит: «Нет, это никому не нужно».

– Но зато сейчас на телевидении сплошной позитив. В реальности, простите, ж…, а в телевизоре – позитив.

– У нас при всем желании не получается позитива, потому что то какой‑нибудь траулер потонет, то какой‑нибудь магазин сгорит. У нас раз в день что‑нибудь обязательно происходит.

– Когда Вас массированно гнобили после выступления на Украине, Вы обратились с письмом к Путину…

– Минуточку. Я к Путину обращался с письмами несколько раз, за что себя сам не очень одобряю, честно скажу. (В августе 2013 года Андрей Макаревич написал открытое письмо Путину о высоком уровне коррупции в России, в октябре 2013 года – еще одно письмо о коррупции. Поводом для этого послания стал четырежды погасший Олимпийский огонь во время эстафеты передачи Олимпийского огня. – Е.М.) Что касается этого последнего случая, мне было просто крайне неприятно, что всё звучащее основано на абсолютном вранье. На абсолютном вранье. Я подумал: ну это наши центральные каналы (кстати, Первый канал был исключением)! Где их инструктируют? Их инструктируют в Кремле. Но, вообще говоря, мы выбираем президента, мы – граждане, он – гарант наших прав. К кому мы должны обращаться? Мы должны обращаться к гаранту нашей Конституции, если на всю страну с утра до ночи звучит вранье по моему поводу.

– Путин Вам ответил?

– Нет. Он мне не ответил. Я успокоился, потому что всё проходит, вот и это прошло.

– Но хотя бы травля прекратилась после этого обращения?

– Нет, конечно. Она довольно долго еще продолжалась, около полугода. А потом как‑то стихла. Потому что нельзя в одну дудку всё время дудеть, надо какой‑то новый объект искать, новую тему.

– После всей этой показательной травли у Вас возникли проблемы с концертами по России, их стали отменять…

– Нету такого документа, который запрещает наши концерты.

– Да, но «телефонное право» не отменяли.

– Конечно. Вот куда не позвонили, не уследили, там происходят. Или позвонили, а им сказали: «Вы знаете, хорошо, отменим, только дайте нам документик». Тогда говорят: «Ну, смотрите, на ваше усмотрение, но чтобы без митингов». Хотя какие митинги на наших концертах? Это даже уже не смешно.

Это же еще и местная инициатива, это еще и местное руководство, которое часто хочет впереди паровоза пробежать. Да везде по-разному. Вот Сибирь у нас сейчас такая вообще интересная. Там, видите, то на спектакль обидятся, на оперу, то вдруг «Гражданскую платформу» начинают реформировать. Там много интересного происходит, в Сибири. Мы туда не едем… У нас там были концерты запланированы, но они отменились. Ну отменились, и ладно.

– Не по Вашей инициативе?

– Нет. Они и планируются не по нашей инициативе. Вообще артист едет туда, куда его приглашают. Крайне было неприятно, когда Сергей Иванов, по телевизору выступая и в «Комсомольской правде»…

– Сейчас я скажу, что он сказал.

– Я помню, что он сказал: что, дескать, Кремлю больше делать нечего, как заниматься проблемами Макаревича. А проблема в том, что на него просто ходить перестали. Но это неправда, потому что там, где концерты всё-таки не отменяются, можно посмотреть, как на нас ходить перестали.

– А как Вы думаете, Иванов сказал это специально, чтобы Вас унизить?

– Вот мне это абсолютно неинтересно. Была, наверное, такая затея – внушить обществу, что перестали ходить на этих артистов, тогда, может, и вправду перестанут.

– А на телевидение Вас зовут сейчас?

– Нет.

– А на Первый канал?

– Нет.

– Это после Крыма началось?

– Думаю, что да, конечно. Ну не зовут и не зовут, елки зеленые. Мы первые 20 лет прожили без всякого телевидения и радио, ничего, никто не умер. Тогда были магнитофоны, сейчас Интернет есть.

– А вы вообще телевизор смотрите?

– Я включаю его ночью, перед сном, на пять минут, чтобы посмотреть новости. Потому что надо понять, что еще где взорвалось и изменилось ли что‑то кардинально в мире. Вот только за этим. Ну иногда попадаю, могу Познера послушать с удовольствием. Ночью бывают иногда фильмы неплохие.

– Ваша цитата по поводу телевидения: «На протяжении Великого поста адепты православия рекомендуют воздержание от всякого рода развлечений, в частности не смотреть телевизор. Боже, как мудро. Не смотрите эту агитпарашу».

– Я имел в виду политические ток-шоу, которые, абсолютно как у Стругацких, включают излучатели. Те, на кого не действуют излучатели, – это выродки. Вот на меня не действует. Я не могу этого Киселева видеть, например, биологически не могу, с этой ручкой, с попочкой, да. А кому‑то, видимо, нравится. А кто‑то считает, что нет оснований не доверять нашим центральным каналам. Вот эта идея, что нас всех хотят поработить, мы в кольце врагов, она почему‑то замечательно в головах пускает корни.

Месяца четыре назад одна весьма образованная женщина, работающая в каком‑то серьезном офисе менеджером, начальником отдела, причем до этого в разговоре в ее рассуждениях всё было нормально, сказала: «Ну, скоро же Киев будет наш, и я тогда туда поеду работать. Ну как, ну Киев же наш скоро будет!» Я понял, что надо уходить с этой темы, потому что дальше кто‑то из нас головой в стенку упрется.

– А есть музыканты, с которыми Вы не то что дружили, но просто общались, но эти крымско-украинские события разделили вас. Ведь теперь часть людей живет по принципу – «Крым наш» или не наш.

– Общаться я буду точно так же, как и общался. Я не живу по этому принципу.

– Но живут другие.

– Это их проблемы.

– А Вы много потеряли друзей в связи с «Крым наш»?

– Друзей я не потерял вообще. У меня не так много друзей. С одним есть разногласия, еще со школьным товарищем, но мы с ним редко видимся.

– А Вы не хотите баллотироваться в Госдуму?

– Упаси Господь! Зачем?

– Я думаю, что за Вас очень многие проголосуют.

– И что? И что я там буду делать среди этих людей?

– Но, может быть, будут еще какие‑то другие люди.

– Еще двое-трое? Да перестаньте, я Вас прошу. Можно я буду заниматься тем, что я люблю?

Я никогда не служил, за исключением тех шести лет, когда был вынужден, спасаясь от возможной статьи за тунеядство, работать в архитектурной конторе. Я занимаюсь тем, что я умею. И, слава Богу, это приносит радость не только мне, а еще большому количеству людей. И не надо меня ни в Думу, никуда больше, пожалуйста. Я ненавижу это всё.

– С появлением уголовного дела против «Pussy Riot» Россия постепенно движется в сторону православного Ирана. А теперь еще к этому присоединился и ура-патриотизм. Со всех сторон духовные ценности, скрепы, оскорбления чувств верующих, а как следствие – увольнение директора Театра оперы и балета в Новосибирске, снятие из репертуара театра постановки «Тангейзер», подбрасывание к дверям МХТ свиной головы…

– Ужасно, что грабли не меняются. Все годы советской власти всё время с чем‑то боролись, то с сумбуром вместо музыки, то с американской заразой – джазом, то с Пастернаком, которого никто не читал, но все осуждали, то с лженаукой – генетикой. Это кончалось только тем, что мы просто еще больше отставали от мира. Потом спохватывались, бежали догонять, не догоняли. И вот сейчас мы еще больше отстанем от мира. Я не говорю, что в мире всё идеально. Мне многое в мире не нравится и многое нравится, но он развивается как живое существо, по естественным законам. А мы будем недоразвиты. Нам потом всё равно этот путь проходить, но с большим отставанием.

– Зато у нас есть ядерная кнопка. Мы этим очень гордимся.

– Не у нас одних красная кнопка, и я надеюсь, что об этом помнят. Причем у нас не самое совершенное оружие в мире.

– Да, но людям вдалбливают эту мысль по телевизору, и они в это верят.

– Ну что же с этим поделать? Я не собираюсь исправлять человечество даже на одной шестой части суши. Я не хочу, это бессмысленное занятие. Дай Бог, их исправит время – или не исправит. А последние 100 лет, 200 лет, 300 лет российской жизни мне не дают ощущения, что их исправит время. Тем более я не хочу тратить на это свои нервы.

– То есть Вы не хотите тех людей, для которых «Крым наш», переубедить, попытаться объяснить…

– Это бессмысленно.

– Чтобы они услышали Вас как авторитетного человека…

– Это бессмысленно. Я для них не авторитет, для них Киселев авторитет, а я нет. Я делаю свою работу ровно для тех, кому это интересно. У меня нет задачи понравиться всему человечеству. Я знаю в лицо 20 своих слушателей, я не знаком с остальными, но я приезжаю в любой город и вижу полный зал, значит, людям интересно то, что мы для них играем. Слава тебе, Господи. Они пришли, они получили удовольствие. И мне совершенно неинтересно каждого из них перевоспитывать на предмет Крыма, и не только Крыма. В какой‑то степени в своих песнях я излагаю свое видение мира. Принимают они – хорошо, нет – ну нет.

Я болезненно воспринимаю то, что происходит со страной. Но я далек от фанаберий относительно того, что я завтра возьму и разверну мир в обратную сторону. Нет, конечно.

– По поводу страны у Вас есть такая фраза: «Нас всех волокут в направлении Северной Кореи. Вчера запретили твердый сыр, завтра запретят интернет, послезавтра загранпаспорта».

– Это худший сценарий. Надеюсь, что до этого не дойдет. Я не ощущаю себя невостребованным. Мне этого вполне достаточно.

– А на Украину вы поедете?

– Мы там уже были недавно с программой «Песни про любовь», в канун 8 Марта, с «Акапелла Экспресс». Мы проехали по четырем городам. Это прошло абсолютно вне политики, вне каких‑то выступлений на концертах. Люди просто, как в старые времена, когда мы туда еще ездили, пришли послушать музыку, они были очень благодарны. Мы были в Киеве, Харькове, Днепропетровске, Одессе. Мало того, на каждом концерте мы еще собирали деньги (просто коробочку ставили), и я уже знал, на что они пойдут. Они пошли на предметы туалета и детскую еду для детей-беженцев из того же Донецка. И я вам хочу сказать, что, может быть, мы не безумную сумму собрали, но было ощущение, что все в зале вставали и каждый клал туда денежку. Я сильно сомневаюсь, что где‑нибудь на концерте у нас такое же количество людей встало бы и положило денежку. Встали бы, положили, но не весь зал. Это по поводу того, как на Украине относятся к тому, что происходит.

– А в России Вы собирали на концертах деньги для детей Донбасса?

– Мы здесь собирали очень много, для Доктора Лизы собрали. Мне запрещали благотворительный концерт, чтобы собрать деньги, чтобы Лиза поехала в Донецк и вывезла оттуда тяжелобольных детей. Это осенью было. Только Гениева (Екатерина Гениева, директор Всероссийской государственной библиотеки иностранной литературы. – Е.М.) провела у себя, потому что она всех послала. А до этого три зала отказались.

Весной прошлого года у нас был концерт «Машины времени» на открытом воздухе в «Лужниках», и мы собрали для фонда Чулпан Хаматовой очень приличную сумму. Мы этим постоянно занимаемся, мы просто это не афишируем, потому что, по-моему, афишировать это не очень красиво…

Беседовала Елена МАСЮК